Мир вокруг нас

[Mikey1566846301]

AURA, А информации подобного плана по Киевской Руси нема? :rolleyes:

[AURA1566846510]

AURA, А информации подобного плана по Киевской Руси нема? :rolleyes:

 

Походу гденить есть - с разбивкой по княжествам... :rolleyes: Токо я так глыбоко не углублялсо ... :unsure:

[Mikey1566846301]

с разбивкой по княжествам...

Не-не-не! Я про то, шо "до исторического материализЪма". Опосля того, как разосрались - ниразу не интересно. :)

 

пы.сы. Я это всё к тому, шо подобное мы уже проходили. Разрыв "богатые - бедные" обсасывали со всех сторон. ;) Хочешь повторить и опять пройти по проторенной дорожке? :)

 

пы.пы.сы. Для затравки! :D

 

А.Н. Косыгин, признавая успехи в развитии СССР, все-таки не верил сообщениям ЦСУ СССР о баснословном росте жизненного уровня советских людей. Он говорил, что его отец, квалифицированный питерский рабочий, мог содержать на свою зарплату жену-домохозяйку и троих детей, оплачивать трёхкомнатную квартиру, без излишеств, но прилично кормить и одевать-обувать семью. Для большинства советских рабочих такой уровень жизни оставался ещё недоступным.

 

А сколько реально получали до революции? В интернете приводятся следующие цифры. Жалование чиновника, не достигшего чина коллежского регистратора составляло 37 рублей и 24 с половиной копейки. В золоте же это - 28,8363989628 грамма в пересчете на метрические меры. Если мы разделим этот вес на золотое содержание нынешнего доллара, то получим сумму 349 долларов 15 центов (по цене золота на май 2006 года).

 

А сколько получал рабочий? Средняя зарплата квалифицированного рабочего-металлиста в первой половине 1914 года составляла в Петербурге 22 рубля 53 копейки - 17,4435244632 граммов в пересчете на золото. Разделим эту сумму на 0,082590281 и получим 211 долларов 20 центов.

 

А сколько тогда стоили продукты? Фунт мяса в 1914 стоил 19 копеек. Русский фунт весил 0,409 512 41 грамма. Значит килограмм, будь он тогда мерой веса, стоил бы 46,39 копеек - 0,359 грамма золота, то есть 4 доллара и 35 центов.

 

Таким образом, рабочий мог купить на свое жалование 48,6 килограммов мяса, если бы, конечно, захотел. Чаще же он не хотел, и мясо рабочие ели лишь по большим праздникам. Дело еще и в том, что у рабочего была семья - жена, которая, как правило, сама не работала, да трое-четверо детей, то есть, семья рабочего состояла в среднем из 5,5 человек. Если мы поделим его зарплату на число членов семьи, то среднедушевой доход составит 38 долларов 40 центов.

 

А сколько же стоило молоко? Бутылка молока объемом 0,61496 или 0,7687 литра стоила 10 копеек. Скорее всего, молочницы наливали молоко и в такие, и в такие бутылки. Поэтому средняя бутылка имела объем 0,69183 литра. Литр молока, таким образом, будет стоить 14,5 копеек или 0,112 г золота. Это составляет 1,36 нынешнего доллара.

 

В начале XX века заработки рабочих в России колебались от 17 (чернорабочие) до 70 (квалифицированные рабочие) рублей в месяц. В 1914 году эти цифры составили 22 и 80 рублей соответственно. По данным, приведенным в учебнике под ред. А. Сахарова, чернорабочий получал только в 2 раза меньше. За дневной заработок слесарь Петербурга мог купить более 5 кг мяса или 22 кг пшеничного хлеба или 15,5 литра водки или 33 литра молока. Другими словами, в Питере и Москве рабочий за месяц (исходя из 10 часового рабочего дня и 22 рабочих дней в месяц) мог купить около 110 кг мяса или более 700 л молока. Для сравнения сообщу, что будучи достаточно высокооплачиваемым работником я могу купить в месяц 200 кг мяса и 1000 л молока. И это в 2007 году. Рабочий, поступив на завод, получал место в общежитии или казарме, семейные же как правило, обеспечивались отдельной комнатой.

[Skull1566846872]

Если мы разделим этот вес на золотое содержание нынешнего доллара, то получим сумму 349 долларов 15 центов (по цене золота на май 2006 года).

 

Американский доллар давно уже не опеспечивается золотым содержанием :)

[Mikey1566846301]

Американский доллар давно уже не опеспечивается золотым содержанием :)

Также как и российский рубль. :bk:

[limonneelimona1566847679]

В парламенте Чечни слышны выстрелы

 

На территории парламента Чечни в Грозном слышны звуки выстрелов. Об этом 19 октября сообщает агентство "Интерфакс". Источник в правоохранительных органах сказал журналистам, что в результате стрельбы погибли люди, количество которых не уточняется. Официально данная информация пока не подтверждена.

 

 

 

Интересно, это нападение боевиков, жаркие политические баталии или очередная свадьба? :wacko:

[limonneelimona1566847679]

Террористы захватили заложников в парламенте Чечни

 

Террористы, атаковавшие утром 19 октября здание парламента Чечни в Грозном, захватили заложников. Об этом сообщает Agence France-Presse со ссылкой на источник в республиканском МВД. Российские агентства этой информацией пока не располагают.

По данным "Интерфакса", в здание парламента прорвались три-четыре боевика. Как сообщает РИА Новости, территория блокирована спецназом. На месте происшествия находится президент Чечни Рамзан Кадыров.

 

:wacko:

[Raven131566846388]

«В настоящее время к зданию стягиваются спецподразделения МВД республики, подразделения ОМОН, сотрудники службы безопасности президента Чечни. Известно, что в здании находится спикер парламета, Дукуваха Абдурахманов.

 

"Во вторник утром, когда машины с депутатами въезжали на территорию парламента, за ними въехала легковая машина с террористами. Один из них подорвал на себе взрывное устройство, двое других прорвались к зданию парламента, завязалась перестрелка", - сообщил РИА "Новости" источник в правоохранительных органах.

 

Весь гражданский персонал эвакуирован, территория блокирована, проводится спецоперация по уничтожению боевиков - их как минимум трое.»

[Skull1566846872]

Предлагаю нашему президенту не мешкать и сбросить туда прямо сейчас тактический ядерный заряд, чтобы наверняка прихлопнуть негодяев. Никаких переговоров с террористами!

[AURA1566846510]

пы.пы.сы. Для затравки! :D

 

Ща затравим ;)

 

А.Н. Косыгин, признавая успехи в развитии СССР, все-таки не верил сообщениям ЦСУ СССР о баснословном росте жизненного уровня советских людей. Он говорил, что его отец, квалифицированный питерский рабочий, мог содержать на свою зарплату жену-домохозяйку и троих детей, оплачивать трёхкомнатную квартиру, без излишеств, но прилично кормить и одевать-обувать семью. Для большинства советских рабочих такой уровень жизни оставался ещё недоступным.

 

Косыгин, говоришь? :bt: А отчего тада столь процветающие питерские (и не только) рабочие замутили ажно 3 (Три) революции за 12 лет при царском режыме и ни одной (Ноль) при большевиках? :rolleyes: Мало того - никто не защищал советскую власть так самоотверженно, как именно рабочие ;)

 

По данным, приведенным в учебнике под ред. А. Сахарова[/i]

 

Это которого Сахарова - Андрей Дмитрича, физика-теоретика? :huh: А шо сразу на Акадэмика Фомэнко или там Солженицына не сослалсо? Постеснялсо? :sarcastic:

 

А вот как почитаешь про положение рабочих в изложении современников - так сразу многие вопросы отпадают сами собой :bk:

 

Вот например:

 

Фрагмент из книги Е.М.Дементьева "Фабрика, что она дает населению и что она у него берет", 1897 (гл.III, параграф III).

 

Говоря о наемных квартирах рабочих, мы должны параллельно сказать несколько слов и о жилых помещениях рабочих на фабриках... Специальные жилые помещения существуют, как мы видели, далеко не на всех фабриках: все рабочие, почти по всем производствам, где применяется только или преимущественно ручной труд, живут непосредственно в тех же помещениях, где работают, нисколько, как будто бы, не стесняясь подчас совершенно невозможными условиями их и для работы и для отдыха. Так, например, на овчинодубильных заведениях они сплошь и рядом спят в квасильнях, всегда жарко натопленных и полных удушливых испарений из квасильных чанов и т.п. Разницы между мелкими фабриками и крупными мануфактурами в этом отношении почти никакой и, напр., и на мелких, и на крупных ситценабивных фабриках набойщики спят на верстаках своих, пропитанных парами уксусной кислоты мастерских. Понятно, что о какой бы то ни было «обстановке» жизни рабочих во всех подобных случаях не может быть и речи. Рабочие из далеких мест имеют при себе какой-либо мешок или сундучок с кое-каким имуществом, вроде перемены белья, а иногда даже «подстилку» для спанья; те же, которые фабрикантами считаются «не живущими» на фабрике, т.е. рабочие из окрестных деревень, уходящие домой по воскресеньям и праздничным дням и ночующие в мастерских «только» по будним дням, не имеют при себе в буквальном смысле ничего. Во всяком случае, ни те ни другие никогда не имеют никаких признаков постелей.

 

Наиболее рельефным типом подобной жизни в мастерских могут служить рогожные фабрики. Войдя в мастерскую, посетитель попадает как в лес. Только раздвигая перед собою всюду развешенную на жерновах и веревках мочалу, осторожно передвигая ноги, липнущие к полу, покрытому толстым, в 1-2 вершка, слоем грязи, попадая на каждом шагу в наполненный жидкою грязью выбоины, образовавшиеся местами в прогнивших и провалившихся досках пола, натыкаясь на кадки с водой, вокруг которых стоят целые лужи, рискуя ежеминутно придавить всюду ползающих по полу маленьких детей, он добирается, наконец, до одного из окон, у которого кипит работа. Устройство мастерских везде одинаково. Вдоль стен с окнами поставлены «становины», т.е. четыре стойки со связывающими их перекладинами, так что против каждого окна образуется нечто вроде клетки длинною в 4 и шириною в 2Ѕ-3 арш. Каждая такая становина служит как местом работы, так и жильем семьи «стана» - рабочей единицы рогожных фабрик; все же остальное пространство, т.е. середина мастерской и проходы между станами и большими русскими печами, сплошь занято развешенной мочалой. Таким образом каждая становина рогожной мастерской представляет ни больше, ни меньше, как стойло, где семья проводит все 24 часа суток. Здесь рогожники работают, здесь же и едят и отдыхают; здесь они спят, один на досках, положенных на верхней раме становин, так что образуется нечто вроде полатей, другие на кучах мочалы на полу, - о постелях, конечно, не может быть и речи; здесь они рожают на глазах всего населения мастерской, здесь, захворав, «отлеживаются», если организм еще в силах побороть болезнь, здесь же и умирают, хотя бы и от заразных болезней. Все население этих мастерских располагается настолько тесно, что лишь в трети случаев на каждого из живущих приходится от 1 до 1,3 куб.с. воздуха /1 сажень = 2,13 м., 1 куб.с. = 9,71 куб.м./, а в 65% случаев (из 60 мастерских) приходится на каждого всего 0,4-0,9 куб.с. Всегда жарко натопленные и сырые, вследствие крайнего переполнения живущими и беспрерывной мочки мочалы в горячей воде, эти мастерские не имеют никаких искусственных приспособлений для вентиляции: ограниченное число оконных форточек и простые двери в стенах, по совершенно понятной причине, рабочими всегда тщательно забиты и замазаны, между тем как естественная вентиляция через стены почти всегда понижена вследствие их сырости. Вся грязь, какая отмывается от мочалы, попадает на пол, всегда мокрый и прогнивший, а так как он никогда не моется, то за 8 месяцев работы рогожников на нем образуется толстый слой липкой грязи, в виде своего рода почвы, которая отскабливается только раз в год, в июле, по уходу рогожников. Везде, - помещаются ли мастерские в деревянных или каменных зданиях, - грязные, никогда не обметающиеся и никогда не белящиеся стены их отсырелые и покрыты плесенью; с закоптелых и заплесневелых потолков обыкновенно капает как в бане, с наружных же дверей, обросших толстым слоем ослизнелой плесени, текут буквально потоки воды.

 

Специальные жилые помещения, за ничтожным исключением трех или четырех фабрик (напомним, что мы говорим о фабриках Серпуховского, Коломенского и Бронницкого уездов), по своим качествам везде одинаковы. На мелких фабриках, а иногда на крупных, как добавочные к монументальным казармам, они встречаются в виде небольших отдельных домиков или в виде одной или нескольких комнат (нередко в сырых подвальных этажах), выделенных в зданиях, назначенных для производства. На всех же больших мануфактурах жилые помещения представляют типические громадные многоэтажные казармы с центральными, сплошь и рядом чрезвычайно узкими, кривыми и темными коридорами с комнатками – «каморками» по сторонам, за кое-как сколоченными дощатыми перегородками, обыкновенно не доходящими до потолка. Встречаются фабрики, где все казармы разбиты на каморки, в которых помещаются и семейные и одинокие рабочие. На иных же число каморок бывает сравнительно ограничено, и большая часть рабочих, в том числе и семейные – размещаются в общих спальнях.

 

Устройство каморок, очевидно, вытекает из желания сколько-нибудь обособить семью. Но было бы ошибочно думать, что в каждой каморке помещается действительно одна семья. Если это и случается, то крайне редко, в особо маленьких каморках. Обыкновенно же совершенно напротив: в каждой каморке помещается две, три и до семи семей, и, кроме того, на многих фабриках одинокие рабочие, мужчины и женщины, все равно, обязательно рассовываются по тем же каморкам. В конце-концов большая часть каморок, а на многих фабриках и все каморки – превращаются в общие спальни, отличающиеся от типических общих спален лишь меньшею величиной.

 

Нигде, ни на какой фабрике (исключая Раменскую мануфактуру) не имеется никаких норм, по которым распределялись бы жильцы по каморкам; единственным предлогом расселения служит лишь физическая невозможность втиснуть еще одну семью или одинокого. Только в виде исключения встречаются фабрики, где администрация, при размещении рабочих, до известной степени, вместе с другими соображениями, принимает во внимание также и то обстоятельство, работает ли помещаемый в тойже смене, что и прочие его сожители по каморке, или в другой. Этим дается фактическая возможность рабочим располагаться на отдых, но нисколько, в сущности, не уменьшается вред переполнения, ибо каморка, населенная работающими в разных сменах, следовательно всегда, круглые сутки имеющая спящих, уже никогда не проветривается и не может проветриваться. Как бы там ни было, но на большинстве фабрик найдено страшное переполнение каморок жильцами. Без сомнения встречаются и каморки не особенно набитые, но их число настолько незначительно, число же переполненных настолько велико, что в средних цифрах по каждой фабрике относительная величина каморок, т.е. кубическое пространство, приходящееся на каждого живущего, в огромном большинстве случаев ниже одной кубической сажени. Фабрики, где средняя относительная величина каморок равна 1 кб. саж. – положительная редкость. По многим фабрикам средняя относительная величина каморок спускается даже до Ѕ кб. с. Понятно, что при таком переполнении минимальные их относительные величины доходят до невозможного – до 0,21 кб.с.; переполнению их как будто нет предела: по выражению рабочих, они «живут друг на дружке».

 

Картина, представляемая общими спальнями, почти ничем не отличается от каморок. Иногда они представляют совершенно отдельные помещения, часто очень больших размеров, до 60 куб. саж. вместимостью, иногда же сравнительно небольшие комнаты в общем ряде каморок, отличающиеся от последних лишь вдвое или второе большей величиной. Они населены нисколько не менее тесно, чем каморки, и кубическое пространство, приходящееся на каждого живущего в них, в средних величинах вообще совершенно то же, что и в каморках. Но так как многие из этих спален, благодаря сменной работе, набиты двойным комплектом жильцов, заменяющих друг друга на одних и тех же нарах, то в этих случаях действительно гораздо хуже, чем говорят цифры. Так, напр., для спален, где с известной вероятностью можно было установить, что число живущих распадается на две, более или менее равные

 

/стр. № 177 отсутствует/

 

Не говоря уже о каких–либо более серьезных и надежных вентиляционных приспособлениях, в огромном большинстве случаев нет даже простых оконных форток, а в тех случаях, когда они есть, число и величина их всегда недостаточны; но и эти фортки обыкновенно тщательно забиты и замазаны. Подобное положение дела, составляющее существенный недостаток в небольших жилых помещениях, в колоссальных многоэтажных фабричных казармах, где насчитывается от нескольких сот до 1700 жителей в каждой, имеет совершенно особое значение.

 

Известно, что возобновление воздуха в жилых помещениях, путем естественной вентиляции, через наружные стены, доставляет далеко не все то количество воздуха, какое необходимо для предупреждения конечной его порчи или поддержания на той степени его порчи, далее которой он становится явно вредным. Известно, далее, что с увеличением размеров здания значение естественной вентиляции, вследствие относительного уменьшения вентилирующей поверхности стен, более и более падает в значительной степени… то естественно, увеличение зданий далее известного предела тем самым обязывает, помимо особой заботы об искусственной вентиляции, и к гораздо менее густому населению, обязывает давать жителям этих больших зданий гораздо большее кубическое пространство на каждого, чем в зданиях мелких. В фабричных казармах мы видим все как раз наоборот, и теперь понятен весь ужасный смысл этих мелких цифр долей кубической сажени на человека и все наши почти стереотипные отметки при исследовании фабрик, что «воздух очень тяжел», «воздух совершенно испорчен», «воздух зловонных» и т.д. Работая в сильно испорченном воздухе мастерских, рабочие, живущие в фабричных казармах, тотчас переходят в еще более испорченных воздух своих спален. Такие рабочие всегда дышат отравленным воздухом и стоят в этом отношении в неизмеримо худших условиях, чем те, которые ежедневно вынуждены делать прогулку, возвращаясь в деревни, в свои убогие избы, в маленькие домишки, где, скажем словами отца гигиены, Петтенкофера, «воздух всегда чище, чем в большой казарме».

 

Таковы жилые помещения для рабочих при фабриках. Наемные помещения нисколько не лучше, но и не хуже заурядных, сплошь и рядом встречающихся фабричных спален. Осмотрев и обмерив десятки частных квартир рабочих в с. Озерах, в Митяеве и в Боброве Коломенского уезда, мы везде нашли одно и то же. Как пример наемных помещений рабочих в избах, мы опишем одну из заурядных в с. Озерах. В избе о двух комнатах, шириною в 7 и длинною в 7 или 6 аршин /1 аршин = 0,71 м./, с вышиною от пола до потолка в 3ј арш., с кубическою вместимостью обеих комнат (за вычетом объема печи) в 10,32 куб. с., помещались 4 прядильщика с женами, 17 парней и мальчиков – присучальщиков и ставильщиков и 15 женщин и девушек – банкаброшниц и мотальщиц, всего вместе с хозяйкою избы 41 человек на пространстве 86 квадратных аршин; каждый жилец, следовательно, располагал площадью в 2,09 кв. арш. /1 кв. арш. = 0,505 кв. м./ и объемом воздуха в 0,25 куб. с., не принимая даже в расчет ни места, занимаемого мебелью, ни воздуха, вытесняемого всяким скарбом. – Совершенно ту же картину представляют и специальные меблированные комнаты. Так, в одном из подобных домов в Озерах, в шестнадцати каморках, наподобие обычных каморок фабричных казарм, рабочие размещались в полном смешении полов и возрастов, располагая каждые от 0,23 до 0,43 куб. с. Воздуха и от 1,48 до 2,75 кв. арш. площади пола. Как живут во всех этих квартирах, как спят здесь рабочие, размещаясь на кое-как сколоченных досках вместо кроватей, под этими кроватями и над ними, на подвешенных к потолку, на вышине 1 – ѕ арш. он него, досках в виде палатей – пусть поймет кто может. В конце-концов, за стойла в конюшнях для рабочего скота (мы, конечно, не причисляем сюда исключений, вроде превосходно устроенных жилищ Раменской мануфактуры и нескольких других, но это исключения.), именуемых у нас жилыми помещениями для рабочих, 30,4% наших рабочих на фабриках платят в среднем 80 к. в месяц каждый, на вольных же квартирах 1 р. 20 к. в приварком. Не только соответственно этому приварку и стоимости приготовления пищи, но и вообще стоимость продовольствия рабочим на вольных квартирах обходится дешевле, чем в артелях, а именно: вместе с квартирой от 3 р. 35 к. (для женщин и малолетних) до 5 р. (для мужчин) в месяц.

 

Итак, мы скажем, что для 30,4% наших рабочих, при средней месячной заработке взрослых и подростков мужчин в 13 р. 75 к., женщин в 10 р. 27 к. и малолетних в 3 р. 8 к., квартира с продовольствием обходится в 3 р. 35 к. для вторых и третьих и в 5 р. для первых, что составляет 36,38% заработка у мужчин, 32,62% у женщин и 65,94% у малолетних. Остальные 69,6% наших рабочих имеют жилое помещение бесплатное и тратят на продовольствие (в артелях), как мы видели (стр. 127), в среднем 5р. мужчины, 4 р. женщины и 3 р. малолетние, что составляет 36,38% заработки у первых , 38,94% у вторых и 59,5% у третьих.

 

Мы получаем крайне удивительных, на первых взгляд, факт одинаковой стоимости квартиры с продовольствием и одного продовольствия. Артельное продовольствие по количеству пищи никак не может быть названо недостаточным, но оно в высшей степени низко по качеству, как крайне грубая растительная, с чрезвычайно малым количеством животных веществ, и однообразная пища. Она состоит из черного хлеба, щей из кислой капусты, гречневой или пшенной каши с говяжьим салом, картофеля, кислой капусты в сыром виде с конопляным маслом или квасом и огурцов – вот буквально вся пища рабочих изо дня в день, круглый год, без малейшего разнообразия; лишь в постные дни, составляющие до 190 дней в году, говядина или солонина в щах, потребляемая в ничтожном количестве (от Ѕ ф. на человека в мужских артелях до 19 золотн. в женских и детских) заменяется снитками или селедкой, а говяжье сало – конопляным маслом. Продовольствие рабочих на наемных квартирах еще хуже и в количественном, и в качественном отношении. Здесь всю пищу составляет черный хлеб и пустые щи. Мясо употребляется в совершенно ничтожном количестве: в среднем из всех 13 наших записей квартирного довольствия в день потребляется всего лишь 10 золотников (с костями) на человека, и в постные дни оно уже не заменяется ничем; а у женщин и детей даже гречневая каша считается не всякий день позволительной роскошью. Очевидно, следовательно, необходимость платить за жилье вынуждает рабочих ухудшать свое и без того плохое продовольствие, чтобы не выйти из пределов своего бюджета, 63% которого у мужчин уходит на все остальные потребности: на платье, на обувь, на подати и повинности, на покрытие недочетов в заработке во время болезни и на развлечения и удовольствия, состоящие у мужчин и женщин единственно и исключительно из чая и водки в трактире по праздникам.

…

Сопоставляя расходы нашего рабочего с такими же расходами рабочего в Америке, мы находим, что наш рабочих тратит на продовольствие вчетверо меньше, между тем как, при сравнении цен на съестные припасы, мы не нашли никаких оснований предположению стоимости последних в Массачусетсе более высокой, чем у нас. Вместе с тем, сравнивая продовольствие массачусетского рабочего, единственное заключение, к которому можно прийти, это то, что они не сравнимы, - настолько несоизмеримо велико их различие. Так, как продовольствуется массачусетский рабочий, у нас продовольствуются не рабочие, но класс, которого на лестнице общественной иерархии мы ставим далеко выше, - класс людей (одиноких) с жалованием не менее 50 р. в месяц.

[Mikey1566846301]

Ща затравим

"Понеслась душа в Рай!" © :D

[AURA1566846510]

"Понеслась душа в Рай!" © :D

 

Ну а вот отчет современников о счастливом детстве крестьян при царе батюшке :rolleyes:

 

Д. А. Соколов, В. И. Гребенщиков Детская смертность в России и борьба с ней (1901):

 

…на долю беременных женщин в самую тяжёлую для них пору выпадает и самый тяжёлый труд, и в самом большом количестве, за уходом многих мужчин на сторону. И если мы себе представим работу беременной женщины с раннего утра до поздней ночи в поле, куда она должна дойти иногда 2–3 и более вёрст, работу такую, как огородные работы, косьба, жатьё или, например, полка, прорывка и копка свекловицы, и делать всё это, либо согнувшись под знойными лучами солнца, либо под дождём, не имея при этом другой пищи, кроме хлеба, лука и воды, то всякому станет понятным, что не у всех женщин проходит всё это без тех или других последствий для ребёнка. «Никогда в течение года», говорит протоиерей Гиляровский в своём замечательном труде, «не бывает столько выводов плода, выкидов, мёртворождений, несчастных родов и никогда не рождается столько детей неблагонадёжных к жизни, при самых родах счастливых, как в июле и августе».

Что касается до самого акта родов, то, так как женщина работает до последних моментов, этот акт зачастую происходит вне дома, в поле, в огороде, в лесу, в хлеву, или же роженицу помещают нарочно в баню и там подвергают её различным насилиям, якобы с целью ускорения родов, как то: подвешиванию, встряхиванию, перетягиванию и т.п. и, наконец, после родов женщина часто уже на 3-й — 4-й день встаёт и принимается снова за работу по дому или даже отправляется в поле. Удивительно ли, что при всех подобных условиях здоровье женщины быстро расшатывается, отражаясь ещё более на следующем поколении.

Ко всему перечисленному необходимо ещё добавить вредное влияние в высшей степени негигиеничных жилищ, в которых зачастую люди помещаются в ужасной тесноте, без всякой вентиляции, да ещё вдобавок в сообществе тех или других домашних животных…

Так как всё население деревни, способное к работе, уходит в страдную пору, т.е. в июле и августе, в поле, то все дети остаются на попечении детей же, подростков лет 8–10, которые и исполняют обязанности нянек. Поэтому, можно себе представить, что делается с маленькими детьми при таком надзоре детей же. «Никогда надзор за детьми не бывает так недостаточен, как в июле и августе», говорит на основании своих многолетних наблюдений протоиерей Гиляровский, и приводит примеры, как одна нянька, связав ноги младенца веревкою, вывесила его за окно вниз головою и скрылась; другая, например, наскучив тем, что однолетний младенец везде бегал за ней со слезами, связала его по ногам и бросила на конюшне, когда же вечером заглянула в конюшню, у младенца вся задняя часть оказалась выеденной свиньёю.

О результатах недостатка присмотра за подростками скажем ниже, теперь же рассмотрим условия жизни грудного ребёнка в деревне в летнюю рабочую пору. Мать, уходя рано утром на работу, спелёнывает ребёнка, предположим даже, завёртывая его при этом в чистую пелёнку. Понятное дело, что вскоре по уходе матери и приставленная для присмотра за ребёнком 8–10 летняя девочка, которой, в силу её возраста и понятного полного непонимания важности её задачи, хочется побегать и поиграть на свежем воздухе, такая нянька оставляет ребёнка и ребёнок в течение иногда целого дня лежит в замоченных и замаранных пелёнках и свивальниках. Даже и в тех случаях, если мать оставит няньке достаточное количество перемен белья, не в интересах последней менять это запачканное бельё по мере надобности, так как стирать это бельё придётся ей же самой. И потому, можно себе представить, в каком ужасном положении находятся спелёнутые дети, завёрнутые в пропитанные мочой и калом пелёнки, и это к тому же в летнюю жаркую пору. Сделается совершенно понятным и ничуть не преувеличенным заявление всё того же наблюдателя прот. Гиляровского, что от такого мочекалового компресса и от жары «кожа под шейкой, под мышками и в пахах сопревает, получаются язвы, нередко наполняющиеся червями» и т.д. Также нетрудно дополнить всю эту картину той массой комаров и мух, которые особенно охотно привлекаются вонючей атмосферой около ребёнка от гниения мочи и кала. «Мухи и комары, витающие около ребёнка роями, — говорит Гиляровский, — держат его в беспрестанной горячке уязвления». Кроме того, в люльке ребёнка и, как увидим ниже, даже в его рожке разводятся черви, которые, по мнению Гиляровского, являются для ребёнка «одними из самых опасных тварей»…

Мы уже говорили выше, что в летнюю страдную пору матери уходят на работу, оставляя ребёнку пищу на целый день, и кормят грудью ребёнка только ночью и вечером, возвращаясь с работы, в некоторых же случаях только через 3–4 дня. Ребёнку оставляется так называемая соска и жёвка. Первая, обыкновенно, представляет из себя коровий рог, к свободному открытому концу которого привязан коровий сосок, покупаемый или в Москве в мясных рядах, или у местных мясников в деревнях. Конечно, всякому понятно, что такая соска необходимо должна гнить и этот кусок гнили, безразлично, будет ли он мыться или нет, находится почти целый день во рту ребёнка. «Молоко, проходя через этот вонючий, мёртвый кусок, естественно пропитывается всею заключающеюся в нём гнилью, и затем эта отрава идёт в желудок ребёнка», говорит д-р Песков (Покровский).

[Dan Jr]

столь процветающие питерские (и не только) рабочие замутили ажно 3 (Три) революции за 12 лет при царском режыме

с жЫру бесились)

[AURA1566846510]

с жЫру бесились)

 

Не иначе :lol:

 

Далее цытата - так сказать в подтверждение тезиса :rolleyes: :

 

 

 

Поездка "на голод". Записки члена отряда помощи голодающим Поволжья (1912 г.)

 

I.

Осенью прошлого года, когда разнеслась грозная весть о голоде в целом ряде губерний, трудно было, не реагируя ничем на это общественное бедствие, оставаться в Москве и продолжать свои обычные дела. Многие из моих близких товарищей и друзей стремились уехать на голод и мне также удалось вступить в московский отряд Ек. Ив. Орловой, который быль организован ею сперва при помощи кружка частных лиц, а затем поддерживался московской городской управой, Московским О-вом грамотности общеземской организацией и многими частными лицами. 16 декабря наш отряд выехал из Москвы в Самарскую губ. В Самаре нам пришлось задержаться на несколько дней, чтобы получить у губернатора разрешение проникнуть в деревню кормить голодных крестьян. Мы находились в очень затруднительном положении, так как частные отряды были правительством воспрещены, а вступить в «Красный Крест», как нам было предложено губернатором, мы не могли, так как многие из тех лиц, которые через нас жертвовали средства, делали оговорку: «только не в «Красный Крест». В конце концов мы нашли удобный выход. При бузулукской земской управы быль учрежден «комитет по оказанию помощи населению, пострадавшему от неурожая». В этот комитет земство открыло доступ и частным лицам. Мы вступили в члены этого комитета и таким образом получили возможность ехать в деревню. Отношение наше к земскому комитету выражалось в том, что мы должны были все пожертвования проводить через земскую кассу и по окончании нашей деятельности представить земству все денежные отчеты.

 

II

26-го декабря, сделав 80-верстный путь на лошадях, по первому снегу, мы приехали в большое село Ефимовку, где, как мы слыхали еще в Москве, положение крестьян было очень тяжелое. Очень скоро мы убедились, что приехали в самый острый момент развития голодовки. В селе была эпидемия брюшного тифа, и мне, как медику, с первого же дня пришлось обходить избы, чтобы составить себе представление о характере и силе эпидемии. Самые ужасные и вопиющие картины открывались предо мною. Я зарегистрировал в тот день около 30 случаев брюшного тифа и бесчисленное множество других заболеваний: гастритов, стоматитов, общего ослабления, куриной слепоты и два — три случая цинги. У меня, как мало опытного медика, голова шла кругом от такого обилия болезней, темь более, что все больные обращались ко мне за советом, просили или требовали лечить их и дать им хлеба. Стоило мне войти в какую-либо избу, как меня тотчас же плотным кольцом окружали больные. Большинство крестьянских жилищ представляли из себя глиняные мазанки с земляным полом и глиняным потолком и имели чрезвычайно жалкий вид. Сплошь и рядом мне приходилось входить в мазанки, где с первого момента решительно ничего нельзя было разобрать. Темно, смрад, из маленького окошечка, затыканного тряпьем, едва брезжить свет, под ногами что-то липкое и сырое. Когда привыкнешь к полумраку, то видишь печь, огромную кровать с грудой тряпья, около кровати — корова, ягнята; на печи дети, кто в чем: кто без штанов, кто в одной кофтенке. Под грудой лохмотьев кто-то ворочается — это хозяин дома: у него тиф. Во многих мазанках по нескольку дней не топили печь, потому что не было «кизяков». Во многих избах меня окружали и, понуря голову, жаловались, что у них «мочи больше нет» и что они уже 2 — 3 дня ничего не ели. В печи я сплошь и рядом находил только один чугун с тепловатой, соленой водицей, в которой плавали какие-то крохи, не то картофеля, не то хлеба. У иных крестьян быль ржаной хлеб, но только он один; никакой горячей пищи, щей, похлебки и в помине не было.

Другие избы на вид производили очень хорошее впечатление: построенные из крупного леса, большие, просторные; но когда я знакомился с их хозяевами, оказывалось, что у владельца этого жилища пали 3 лошади, 2 коровы; весь хлеб, который у него остался от прошлого года, он съел и превратился из «жителя», как там говорят, т.е. из достаточного крестьянина в нищего. Пришлось мне посетить некоторых больных в семьях крестьян вполне достаточных, но таких в селе оказалось дворов десяток на 4,000 всего населения этого села. Когда вечером все члены нашего отряда собрались вместе и обменялись впечатлениями, то для нас стало совершенно ясно, что мы приехали в местность, где крестьяне действительно голодают, где на почве голода развивается масса болезней с преждевременной смертью.

 

III.

Решено было немедленно открыть столовые и организовать медицинскую помощь. Средства, которыми мы располагали в начале нашей работы, были весьма ограничены и давали нам возможность кормить детей-школьников 180 человек и 200 человек взрослых. Нуждались в неотложной помощи несравненно большее число людей и для нас была трудная задача, как распределить порции, кого кормить в первую очередь; в дальнейшем мы надеялись получить из Москвы денег и еще открыть столовые. Мы поступили такими образом: созвали сходку и всему «миру» объявили, что приехали из Москвы помогать им и намерены открыть столовые; деньги, на которые мы будем кормить, собраны в Москве копейками и рублями сочувствующими людьми. Мы сказали крестьянам, сколько у нас было денег и сколько человек мы можем прокормить на них, рассчитывая на каждого человека тратить в день не больше пяти копеек. Так как удовлетворить всех мы не можем пока, то просим крестьян самих распределить помощь между самыми нуждающимися.

На сходке крестьяне выбрали из своей среды двух уполномоченных, доверенных людей и этим уполномоченным поручено было составить список двухсот человек самых бедных. На следующее утро вновь собрали сход и уполномоченные представили список. Список этот раза в три превышал норму и мы читали его вслух и всем миром обсуждали, кого оставить, кого пока выбросить. На каждом шагу сходка останавливалась в недоумении, не зная как быть, так как многих крестьяне не находили возможным выкинуть, а увеличить список мы тоже не могли. Как бы то ни было, список в конце концов быль фиксирован, сходка разошлась, и на душе у нас осталось очень тяжелое чувство.

 

IV.

Когда мы ехали на голод, то много думали о том, как и откуда будем получать хлеб и друге продукты. В действительности же оказалось, что почти всюду, где нам пришлось кормить, можно было или в этом же селе или по соседству найти богатых мужиков, у которых хлеба сколько угодно. В Ефимовке нашлись такие богатые мужики, и у них мы в первый же день купили 1,000 пуд. пшеницы по 1 руб. 45 коп. за пуд. (Обычная цена на пшеницу в тех местах 60 — 70 коп.). Мясо тоже можно было достать на месте, зато пшено, картофель, лук, молоко, яйца и капусту сначала трудно было получать, а потом и совершенно невозможно. Все закупленные для столовых продукты были сложены в амбар, ближайшее заведование которым было поручено уполномоченному от крестьян; этот уполномоченный быль обязан еженедельно выдавать из амбара продукты на каждую отдельную столовую и отвечать за целость и сохранность амбара. Из своей среды крестьяне выбирали «столовщиков», которые брали на себя обязанность ежедневно выпекать определенное количество хлеба и готовить приварок. За свой труд, как уполномоченные, так и «столовщики» денег никаких не получали, а лишь пользовались правом брать себе определенное количество порций, чтобы кормить всю свою семью. «Столовщиками», следовательно, выбирали наиболее нуждающихся крестьян, которые охотно несли общественную обязанность. Иногда бывали недоразумения с кизяками — топливом; обычно же крестьяне охотно тратили свои дрова, раз они у них имелись. Каждый «столовщик» ежедневно готовил на 50 — 60 человек. Ежедневная порция для каждого состояла из 1,5 фун. пшеничного хлеба и 1 бутылки горячего приварка. Попеременно готовили щи, картофельный супь и кулеш (густая пшенная каша). В избе, где готовился обед, была вывешена «инструкция», т.е. расписание, в какой день что готовить и подробные указания, как готовить„ что и в каком количестве класть в котел. Вот примерь такой инструкции...

 

Кроме того, «столовщик» получал от нас подробный расчет продуктов на неделю и на месяц. По этому расчету он должен был получать продукты из амбара от уполномоченного, и этих продуктов у него должно было хватать.

На стене висел список тех лиц, которые должны были получать порции из данной столовой и на этом же списке дежурный отмечал всех получивших в этот день. Мука выдавалась с тем расчетом, чтобы столовщики из пуда муки выпекали 1 пуд. 18 фун. хлеба. Эти 18 фун. припеку мы требовали постоянно, и хорошего качества мука всегда давала этот припек.

Все дети должны были обедать обязательно в столовых и ни в какому случае не уносить свою порцию домой (кроме остатков хлеба); но взрослыми предоставлено было по желанию брать свою порцию домой. Мы наверное знали, что многие дома разбавляют приварок в несколько раз водою и едят всей семьей, таки как, конечно, не все члены семьи получали обед, но как было бороться с этими злом и следует ли бороться с ним — мы не могли твердо решить; все же они принимали, хотя и плохую, но горячую пищу. Скоро столовые наши хорошо наладились и функционировали правильно. Но в первые же дни открытия столовых создалось очень тяжелое для нас положение. Масса народу не попала в столовые; они целыми днями осаждали нашу избу, ловили нас на улицах и умоляли «пожалеть», «подписать на столовую». Мы разъясняли, что не можем больше никого «подписывать», что, ведь, мы на сходке говорили миру и выясняли, что больше 200 человек мы не можем кормить, но все это было для них непонятно. Иной раз для нас ясно было, что данному человеку необходимо помочь как можно скорее, что он «дошел», но чем помочь? И тут сотрудницы нашего отряда беспомощно рыскали по углам избы, не зная, чем бы накормить голодного и одеть его. А из соседних сель, хуторов и волостей к нам шел и шел народ: татары, чуваши, хохлы, башкиры, русские, с теми же просьбами, мольбами, иногда и требованьями, и угрозами. Подчас приходилось в резкой и категорической форме говорить с бедняками. Самими тяжело было садиться за еду в эти дни. Общая тяжелая картина крестьянской жизни усиливалась прямо-таки ужасающими падежом скота. Ежедневно в селе падали десятки голов.

 

V.

В январе наш отряд начал получать из Москвы большие пожертвования, и в течение месяца мы имели возможность открыть целую сеть новых столовых в Ефимовской волости, а именно в селах: Ефимовке, Васильевке, Гаршине, Ферапонтове, Федоровке и Таврическом хуторе. Самую острую нужду эти столовые удовлетворяли. Здесь уместно указать на правительственную помощь, на характер ее и отношение к нашим столовым. В октябре месяце, когда голод сталь принимать острые формы, были организованы правительственные общественные работы. Работы состояли главным образом в возведении земляных плотин. Post factum трудно было судить, насколько эти работы велись рационально. Многие из этих грандиозных земляных сооружений были размыты и уничтожены весенней водой. Крестьяне уверяли, что земляные работы производились слишком поздно, когда земля уже замерзла и что заранее было известно, что ничего хорошего от этих плотин ожидать нельзя, но как бы то ни было, крестьяне, хотя далеко не все нуждающиеся, получали от этих работ некоторую денежную поддержку, которая была для них в то время существенно необходима.

В ноябре месяце были устроены казенные столовые, которыми заведовали земские начальники и в которых кормили, как выражались крестьяне, «всех без разбора». Эти столовые просуществовали только две недели и были все закрыты по приказу губернатора. В Ефимовской волости после закрытия столовых были обнаружены «роковые последствия», благодаря чему возникло даже судебное следствие, куда был привлечен волостной старшина, заведовавший казенными столовыми. Это следствие наделало много шуму в деревне.

После закрытия столовых была организована попудная возвратная ссуда зерном. Эта помощь состояла в том, что крестьяне получали ежемесячно по одному пуду зерна (пшеницы или ржи) на человека. Трудоспособные мужчины не имели права на эту помощь; ссуда выдавалась только женщинам, детям и старикам. Дети, моложе одного года, получали по 0,5 пуда. Эту ссуду крестьяне получали с обязательством возврата ее. Безвозвратно ссуда выдавалась только старикам и убогим.

Здесь следует указать на то, что во всех тех местах Бузулукского уезда, где нам пришлось работать, нет ни одного завода, ни фабрики, ни кустарной промышленности, ни даже извоза, и, таким образом, взрослые мужчины, «работники» не могли иметь никаких заработков зимою и оставлены были безо всякой помощи. Итак, в каждой крестьянской семье далеко не каждый член ее получал ссуду. Выдавалась ссуда не в селе, а в уездном городе, куда надо было ехать за 2 — 3 пудами несколько десятков верст*. Благодаря ужасающему падежу скота, громадное большинство крестьян не имели возможности самостоятельно привезти себе хлеб. Лошади или пали, или были настолько слабы, что не могли дойти и десятка верст. Приходилось нанимать подводы у богатых мужиков. Денег не было и платили несколькими фунтами с каждого пуда. Привезенное в село зерно нужно было смолоть и за это уплатить также фунта два из того же пуда. Когда мука, наконец, попадала в крестьянскую избу, каждый пуд весил фунтов на 6 — 7 меньше. Итак, во-первых, не все члены крестьянской семьи получали ежемесячную зерновую ссуду и, во- вторых, в силу указанных обстоятельств каждый получать меньше предполагаемого пуда. При самом хорошем расчете и при очень плохом аппетите вся семья могла пробавляться полученным хлебом ни коим образом не больше 20 дней. Остальные десять дней месяца вся семья была обречена на полное голодание. В эти 10 несчастных дней, которые в разных селах приходились на разные числа месяца, поднималось поголовное нищенство. Крестьяне села Ефимовки шли побираться в Васильевку и наоборот; шли из одной волости в другую в надежде, что там еще остался ссудный хлеб. В одну мелочную лавчонку в селе Покровке ежедневно заходили просить подаяния не менее 100 человек. Хозяин лавки быль в отчаянии: «Не подавать нельзя, потому народ дошел, а подавать всем — разорюсь», говорить он. В конце концов картина была такова. В течение двадцати дней месяца крестьяне кое-как питались, не умирали с голоду, хотя ели один только черный хлеб, и эта полная сухомятка не предотвращала болезней. (Мой амбулаторный журнал показывает за это время 75% гастритов и стоматитов). Остальные 10 дней месяца положение каждого крестьянского двора было прямо-таки отчаянное — есть было решительно нечего.

Отсюда совершенно ясно, какое значение могла иметь и имела частная помощь. Столовые давали горячую пищу и известный процента населения кормили беспрерывно. Семья в 10 человек, получавшая ежемесячно 6 пудов хлеба в виде ссуды и из наших столовых 4 порции, т.е. 4 бутылки горячего приварка и 6 фунтов печеного хлеба ежедневно, могла прилично существовать, не хворая от голода и сухоядения. Одни только наши столовые были бы недостаточной помощью, так как кормили не всех; одна казенная помощь была бы также безусловно недостаточна. Поэтому, когда земские начальники объявили, что намерены лишить ссуды всех, кто кормится в наших столовых («чтобы не давать двух подачек»), то мы протестовали против этой меры, как только могли, так как предвидели весь ужас, который из этого мог получиться. Земские начальники хотели лишить крестьян ссуды на основании какой-то определенной статьи, но, к счастью, никто в земстве не мог понять «истинного смысла» этой статьи, и все осталось по старому.

 

VII.

Из соседних волостей к нам беспрерывно шел народ с просьбами о помощи. В феврале месяце, когда в Ефимовской волости сеть столовых была устроена и столовые функционировали правильно, наш отряд вынужден быль расширить свою деятельность на другие волости. Мы знали, что далеко уже уходим от первоначального плана кормить и ловчить в одном только селе, Ефимовке; сознавали также свою неопытность и малочисленность, но нужда кругом была слишком велика. Нами были открыты столовые в Покрово-Тананыковской, Андреевской и Ромашкинской волостях. Когда мы приехали в Покрово-Тананыковскую волость, чтобы открыть там на средства, полученные от земства, школьные столовые, то скоро убедились, что помощь наша там несколько запоздала. Многие крестьянская семьи совершенно разорились. В селе Покровке нельзя было нигде достать хлеба. Заболеваемость была колоссальная. В селе Ивановке — эпидемия брюшного тифа, падеж скота и в довершение всего по всей волости эпидемия сифилиса. Целью нашего приезда в эту волость было, как я уже указал, открыть школьные столовые, но для нас сразу стало ясно, что ограничиваться только одними школьными столовыми нечего было и думать. Необходима была самая широкая и скорая помощь. Собранный нами сход носил чрезвычайно бурный характер. Мы не могли обещать крестьянам открыть столовые для взрослых, так как не имели на это денег, а крестьяне не хотели верить нашим словам. Вечером мужики намеревались разбить общественный амбар: «казенный», как они его называли, и Ек. И. Орловой стоило больших трудов уговорить их не делать этого. Мы обещали хлопотать о помощи. Оказалось, что за две недели до нашего правда здесь функционировали земские столовые, которыми заведовал земский агроном. Эти столовые существовали всего несколько дней, и 1-ro февраля были закрыты, при чем в земскую управу заведующим была отослана бумага, в которой он пишет, что закрыл все столовые за невысылкой ему денег. К счастью, на наши телеграфные просьбы в Москву мы получили очень скорую поддержку и в течение нескольких дней нами были открыты столовые по всей Покрово-Тананыковской волости, в селах: Покровке, Александровке-Сергиевке, Своевольной-Ивановке, Костине, Ивановке и Лаврентьевке; после были открыты столовые и в Ромашкинской волости, в селах: Ромашкине, Родюновке и Бобровке. Всюду мы открывали столовые по раз установленному порядку: собирали сходки, на сходках составляли списки, выбирали уполномоченных, столовщиков и т.д... В селе Ивановке была устроена амбулатория и питательный пункт для больных. В марте месяце были получены средства от Московского Общества Грамотности и открыты столовые для детей школьного возраста в селах: Ивановке - на 60 человек, Костине — на 50 человек; Лаврентьевке — 50 человек, Шаболовке — 25 человек и в деревне Грибановке на 20 человек.

В Петровской волости, которая находится по соседству с Покрово-Тананыковской, положение крестьян было также крайне тяжелое. Нашему отряду не пришлось работать в этой волости, но некоторым из нас пришлось быть там и удалось получить ясное представление о степени голода в ней и о размерах тифозной эпидемии. Всюду, где работать наш отряд мы старались составлять подворную опись с точными сведениями о состоянии каждой семьи. Вот выдержки из этих описей. Взято три крестьянских семьи,— бедная, средняя и богатая.

1. Ф. Н. Никишев. Семья 7 человек. Надел 1,5 души; засевал 4,5 десятины. Намолотил один челяк** сору. Покосу не было никакого — вся трава сгорела. Осенью имел 2 лошади, 2 коровы, 7 овец. Одну лошадь продал за 5 рублей, корову за 14 рублей и деньги «проел». Теперь одна лошадь больна — «висит»***, все овцы пали, осталась одна корова. Кормит корову старой соломой. Осенью был на общественных работах, получить 12 рублей; купил хлеба и керосину. Теперь собирает по миру.

2. Ф. В. Карпов. 70 лет. Семья 10 человек; один работник. Надел 2 души; сеял 2,5 десятины, собрал 6 челяков, приготовил под яровое 2 десятины, остальную пахотную землю, 4 десятины, сдал в аренду на 2 года по 5 рублей за десятину. Осенью было 3 лошади, 3 коровы, 10 овец, 2 теленка. Теперь осталась одна лошадь, один подтелок «половой», т.е. в половинном владении с «шабром» — (соседом). Две овцы «проел», остальной скот пал. Осенью 4 дня быль на общественных работах, получил 2 рубля.

3. П. Л. Лапин; семья 16 человек; два работника. Засев 13 десятин; собрать 9 челяков. Осенью имел 8 лошадей, 15 коров, 15 овец; одна лошадь, восемь коров и тринадцать овец пали; 5 лошадей продал по 7 рублей каждую; 5 коров продал по 10 рублей. Теперь остались две лошади и две коровы. Осенью в общественных работах участия не принимал, так как считался «жителем» и его не записали. Продал веялку, внутренние перегородки в избе, жерди; в амбарах нет ничего, солома на крышах разобрана.

Эти примеры показывали нам, что крестьянское хозяйство в этих волостях основательно разорено. Крестьяне уверяли нас, что 3 - 4 года хорошего урожая едва ли вернуть потерянное за этот год.

 

VII.

Я уже упоминал об ужасающем падеже скота, как о факторе, делающем общую картину голода особенно тяжелою. Старики уверяли, что они не помнят ни одной из голодовок, которые им приходилось раньше переживать, когда бы падеж скота достигал таких чрезвычайных размеров. Ежедневно в каждом селе падали десятки голов. К марту месяцу Бузулукская Земская Управа зарегистрировала падеж 10,000 только одних лошадей; количество павших голов рогатого скота и верблюдов было, вероятно, не меньше, а мелкий скот трудно было и учесть. В течении марта падеж продолжался, а в апреле усилился. В чем была причина такого падежа? Земские ветеринары не могли констатировать какой-либо определенной эпидемической болезни и приходилось объяснять падеж бескормицей. Действительно, во всем селе нельзя было достать ни клока сена, даже и у богатых мужиков; не было и свежей соломы, так как и хлеба и травы были сожжены засухой еще весною. Скот кормили исключительно старой соломой но б. м. эта солома содержала в себе какое-либо вредное брожение, и лошади ее не переносили.

ТЪ, кто имел хоть сколько-нибудь пшеничной или ржаной муки,— делали «месиво» или «посыпку», т.е. мелко рубили солому, мочили ее и посыпали мукою. Этим кормом скотина поддерживалась. Но кто же мог хлебом кормить животных, когда самим людям есть было нечего. Однако сплошь и рядом люди делили пищу с лошадью и коровой, при чем на свою долю оставляли меньшую часть.

Не нужно особенно детально вникать в сущность степного крестьянского хозяйства, чтобы видеть всю безусловную зависимость его от количества и качества скота. Не говоря уже о том, что хлебопашество, как всем известно, совершенно немыслимо без лошади, крестьяне, кроме того, с ног до головы одеваются теплой одеждой на счет скота (валенки, чулки, одеяла, шубы и т. д.) и наконец, без «кизяков», которые приготовляются из навоза с соломой, крестьяне сидели бы без топлива. Одной коровы и одной лошади для степного крестьянина недостаточно, а полное лишение скота равносильно уничтожению всего хозяйства. Отсюда ясно, почему многие предпочитали лучше самим голодать, лишь бы осталась в живых лошадь и корова; этим объясняется и тот факт, что сплошь и рядом приходилось наблюдать, как корова живет в избе со всем крестьянским семейством и ей удивляется больше заботы и внимания, чем грудными детям.

В течении всей зимы крестьяне непрестанно просили о помощи скоту, но мы не в силах были что-либо сделать для них в этом отношении, тем более, что Земство само обещало придти на помощь. Земский ветеринарный врач делал опись уцелевшего скота, и все ждали, что вот-вот будет назначена лошадям ссуда. Но помощь была оказана слишком поздно (или так и не была оказана). Стремление Земства приобрести для уезда 10,000 лошадей для поддержания крестьянского хозяйства, взамен павших, также не удалось привести в исполнение: лошади не были куплены. Весною, когда стаял снег, и нужно было выезжать в поле бороновать, степь представляла собою мрачную картину. По дорогами от села до села, направо и налево, лежали разлагающиеся трупы и скелеты животных с неизменными собаками и вороньему. Очень многие крестьяне не могли выехать в поле, таки как не на чему было бороновать, а те лошади, которые выехали, едва держались на ногах. Когда первый раз табуны быль выгнан в ночное, то в селе Покровке не возвратились домой 22 лошади, так как ночью внезапно поднялся мокрый буран и лошади его не вынесли — пали.

Наш отряда имел возможность затратить 1,500 рублей на наем бороновщиков безлошадным и 1739 рублей на покупку им лошадей и скота. Некоторые крестьяне бороновали свои полосы ручными граблями.

 

VIII.

Медицинская работа нашего отряда, началась тотчас же по приезде нашем в село Ефимовку. Крестьяне предоставили нами под амбулаторию довольно просторную деревенскую избу, хозяева которой сами переселились в мазанку. В нашему распоряжении быль достаточный запас медикаментов и инструментов, пожертвованных Феррейном, Келлером и Медлером. Главной нашей заботой было — локализовать эпидемию брюшного тифа, а затем вести ежедневный амбулаторный прием. Когда в феврале месяце эпидемия в Ефимовке, была почти прекращена, мы перенесли центре медицинской работы в Покрово-Тананыковскую волость и устроили амбулаторию и врачебно-питательный пункта в селе Ивановке, где разрасталась эпидемия брюшного тифа. Здесь, как и в Ефимовке, крестьяне предоставили для амбулатории «мирскую избу», за которую мы все же платили, оказывая этими помощь хозяевами помещения.

Ежедневно рано утром, когда еще едва рассветало, помещение амбулатории уже было переполнено больными. Принять больше 60 — 70 человек в день и «по совести» исследовать их у меня не хватало сил и терпения; приходящих же за помощью, часто было значительно больше. Попытки принимать ограниченное число по билетиками обычно ни к чему не приводили, так как часто к средине приема многие приходили из соседних сель пешком с детьми, и отказывать им, конечно, не было возможности. Вообще амбулаторный прием оказывался мало благодарной работой. Только незначительному проценту больных удавалось оказывать настоящую помощь медикаментами; в большинстве случаев, приходилось ограничиваться настойчивыми советами и внушениями. Когда ко мне являлось около 40 женщин с грудными младенцами и подростками, то поставить 40 диагнозов по женским и 40 по детским болезням, с назначением соответствующего лечения, было задачей весьма мудреной; это было еще тем труднее, что самому приходилось тут же готовить лекарства, вертеть порошки и учить больных пользоваться всем этим. Последним обстоятельством очень затягивался прием. Иной раз, когда собиралось большое количество больных с одинаковыми болезнями, я всем им вместе давал простые советы по гигиене, которые они легко могли применить в своей жизни. Я рассказывал им, например, как уберечься от заражения сифилисом, как пользоваться рационально баней, как кормить грудных детей и. т. п. Крестьяне очень интересовались этими беседами; слушали с большим вниманием, задавали вопросы и часто, как я могу в этом убедиться, следовали тем советам, которые ясно понимали и которые мы сообща признавали выполнимыми в их жизни. Но так как никто не соглашался уходить из амбулатории «без пойла», и все с бутылками из под водки (самая распространенная посуда) в руках, просили освидетельствовать их и налить им в бутылки лекарства, то для такого рода бесед, приходилось с трудом урывать время.

Окончив амбулаторный прием, остальную часть дня я посвящал обходу тех изб, где лежали тифозные и другие тяжело больные. Первые дни мною было зарегистрировано 22 случая брюшного тифа и 2 случая цинги, а потом тифозная эпидемия некоторое время увеличивалась. В большинстве случаев условия, в которых находились больные, совершенно не удовлетворяли даже самым элементарным требованиям гигиены. Было, например, несколько семей, где в душных, полутемных глинушках, вместе со скотом, на полу лежали 3 — 4, а в одной семье даже 5 тифозных. Когда я в первый раз пришел. в одно из таких семейств, осмотрел больных и даль простые советы: не пить сырой воды и питаться только сухарями, то единственный здоровый в семье человек, дед лет 70,. поклонился мне в ноги, плакать и благодарил, что «их не забывают». Я едва мог утешить старика, и сам готовь быль провалиться сквозь землю. В одной избе только что умерла женщина, туда же меня позвали к больной. Моим глазами представилась такая картина: в углу, под образами стоял гроб с покойницей; около гроба собрались все «шабры» (соседи) и подняли невероятный вой; на полу и на окнах голуби, которым кто-то сыпал пшено; дверь была открыта настежь. Больная лежала на печи; я попытался залезть туда, но инстинктивно попятился назад: все на печи шевелилось от никогда мною невиданного обилия тараканов; во мне явилось чувство омерзения и ужаса, но все же пришлось взлезть на печь и осмотреть больную. У нее оказалось крупозное воспаление легких. Я указал хозяину дома на то безобразие, которое делается у него на печи. Но он удивился моему изумлению: «Что ж, это безбилетные,— они ничаво!» Все, что я мог сделать,— это удалить всех шабров вон из избы и просить хозяина скорее похоронить покойницу.

Однако, несмотря на грязь и отсутствие всякой гигиены в избах, я не мог бы сказать, что положение было безвыходное. Не всегда, но довольно часто, когда удавалось найти какие-нибудь меры к улучшению гигиенических условий, например, изоляция больного, выселение детей к соседям; в случае смежности помещений, попеременное проветривание их и т. п., крестьяне всегда следовали советам, только предварительно им нужно было толково разъяснить значение той или иной меры, выспросить какие они находят от нее неудобства и т.д. Конечно, для выполнения всех этих советов, требовалась постоянная настойчивость.

Что касается сущности тифозной эпидемии, то, насколько в Ефимовке тиф протекал сравнительно благополучно, настолько в Ивановке ему постоянно сопутствовали тяжелые нервные явления, с продолжительным помрачением сознания и параличами. Вследствие этого в Ивановке борьба с тифом, была значительно труднее. Вообще же, одною из самых действительных мер прекращения эпидемии, была выдача крестьянам горячей пиши и устройство питательного пункта для больных.

Кроме тех болезней, которые были вызваны острым моментом голода: тифа, цинги, стоматитов, куриной слепоты, гастритов, я, ежедневно в течении шести месяцев соприкасаясь с жизнью деревни, мог констатировать целый ряд других, хронических заболеваний. Подводя итоги своей медицинской деятельности по амбулаторному журналу, я убедился, что 40% деревенских жителей Покрово-Тананыковской волости, заражены сифилисом; 75% всех женщин, страдают гинекологическими заболеваниями, имеется достаточный процент костного туберкулеза, особенно cреди татар и, наконец, всюду - колоссальная детская смертность. Чтобы выяснить точную картину детской смертности, я записывал в амбулаторном журнале, сколько родилось детей у каждой приходящей ко мне женщины и сколько умерло их до восьмилетнего возраста. Эта запись показала мне, что умирают 85% всех детей. Здесь я не имею возможности входить в детальное обсуждение всех причин, которыми обуславливается такое состояние деревни. Но главной причиной является несомненно тот факт, что на 40000 населения медицинского участка приходится только один врач; ежедневный колоссальный амбулаторный прием отнимает у врача все силы и время, и о культурном влиянии медицины на гигиену деревни, конечно, не приходится и помышлять. Так, например, целая Покровско-Тананыковская волость заражена сифилисом, а население не имеет даже самых элементарнейших понятий о течении и симптомах этой болезни, не знает простейших способов уберечься от заразы: дети едят из одной чашки с сифилитиками-взрослыми, всякая болезнь у них - "простуда" или "головной тиф". Деятельность знахарей-лавочников, "знающих бабок", которые у "дохтура в городу в стряпках жили", - вся, так называемая, народная медицина в худшем смысле этого слова процветает в деревне.

Можно было бы привести целый ряд примеров обычной крестьянской терапии. Так, мне пришлось познакомиться с новой болезнью "чемиром", которая излечивалась вырыванием волос из головы. Один крестьянин привел ко мне свою жену и просил полечить ее, так как его лечение (выдергивание волос) уже не помогало. Эта болезнь, оказалось, по-видимому, простой невралгией, и я должен был заменить специфическое крестьянское лечение антипирином. Самыми ходовыми лекарствами являются там "кал", "суляма" и "купорос". Зубные болезни лечатся всегда купоросом, а вся "простуда" выгоняется баснословными поглощениями иодистого калия и сулемы. Сплошь и рядом ко мне являлись крестьяне, больные склерозом сердца и сосудов, и выяснялось, что в течении целого ряда лет они пили сулему. Попытки мои применить ртутное противо-сифилитическое лечение и разрушить веру крестьян во всеисцеляющую силу иодистого калия были встречены сначала враждебно, и один конфликт был вынесен даже на сходку. Однако, настойчивое применение ртутных втираний и часто прекраснейшие результаты их побеждали деревенскую косность.

Убийственный факт 85% детской смертности в деревне чрезвычайно поразил меня, и я стремился понять причины этого явления. Некоторые из них были вполне очевидны: сифилитическая и алкогольная наследственность, неумение кормить грудных детей и в силу этого постоянные гастриты их, беспризорность детей в рабочее время и гибель их в колодцах, прудах и частое отравление беленой — все это явления, которые мне постоянно приходилось самому наблюдать. Но все же эти причины казались ничтожными в сравнении с тою, которую мне в конце-концов пришлось обнаружить.

Передам следующий эпизод. В селе Ивановке есть одна очень симпатичная, большая и дружная крестьянская семья; все дети этой семьи чрезвычайно красивы; как-то я зашел к ними в глинушку; в люльке кричал ребенок и мать с такою силою раскачивала люльку, что та подбрасывалась до потолка; я рассказал матери, какой от такого качания может быть вред для ребенка. «Да пусть бы Господь прибрал хоть одного-то,— ничто не берет их, хоть бы с Шаболовки ветер подул», отвечала она, а Шаболовка — это очень грязное, грубое и зараженное сифилисом село, и все это мать призывает на своего ребенка! И все же это одна из хороших и добрых женщин в селе. Этот эпизод поразил меня до самой последней степени. Не удивительно невежество и неумение выращивать детей; неумеющих можно научить. Но что делать с преступным нежеланием выращивать детей здоровыми? Кто же виноват в таком вопиющем извращении материнского инстинкта, свойственного всем животным?

 

...

 

____________________________________

*) Из с. Ефимовки обратная дорога в город 160 верст

**) Челяк = около 3/4 меры.

***) Лошади так ослабли, что не держались на ногах; под брюхо им подкладывали палки, за концы которых привязывались веревки и подвешивали лошадь к потолку; тогда лошадь полувисела, полустояла.

 

 

Публикуется по: Московское Общество Грамотности. Комиссия школьных столовых. Помощь голодающим в 1912-м году. Москва, Типография П.П. Рябушинского, 1913 г. Текст обработан в соответствии с нормами современного правописания.

 

 

 

 

 

... конец цытаты.

 

 

И в самый разгар таких вот вальсов Шуберта под хруст французской булки откуда ни возьмись набежали проклятые большевики... :bk:

[Mikey1566846301]

Фрагмент из книги Е.М.Дементьева "Фабрика, что она дает населению и что она у него берет", 1897

А ты поближе к 1914-му прозондируй. ;)

[AURA1566846510]

А ты поближе к 1914-му прозондируй. ;)

 

Изволь... :rolleyes:

 

Далее цытата:

 

 

Промышленность

Прежде всего Россия даже по объемам промышленного производства отставала от США, Англии, Германии и Франции. Доля ее в совокупном промышленном производстве пяти вышеперечисленных держав составляла всего 4,2%. В общемировом производстве в 1913 г. доля России составляла 1,72%, доля США - 20, Англии - 18, Германии - 9, Франции - 7,2% (это все страны, имеющие население в 2-3 раза меньше, чем Россия). И это при том, что в России в 1913 г. был рекордный (80 млн.т.) урожай зерновых. По размерам валового национального продукта на душу населения Россия уступала США - в 9,5 раза, Англии - в 4,5, Канаде - в 4, Германии - в 3,5, Франции, Бельгии, Голландии, Австралии, Новой Зеландии, Испании - в 3 раза, Австро-Венгрии - в 2 раза.

 

Россия не то что "рванула", а продолжала отставать - в 1913 г. ее ВНП соотносился с ВНП Германии как 3,3 к 10, в то время как в 1850 г. соотношение равнялось 4 к 10.

Объемы промышленного производства в 1913 г.:

Общие, млрд.руб На душу населения, руб.

США 38,13 397,19

Великобритания 15,5 336,96

Германия 12,4 182,35

Франция 10,54 263,5

Россия 7,75 44,29

На 24472 заводах имелось всего 24140 злектрических, паровых, дизельных двигателей (со средней мощностью 60 л.с.). То есть даже не всякий завод имел хотя бы один двигатель. Вот вам и "передовые технологий". По энерговооруженности и механовооруженности Россия отставала от США в 10 раз, от Англии - в 5, от Германии, Бельгии, Новой Зеландии в 4 раза. Добавим сюда же еще один интересный факт: в 1913 г. в США имелось 3,035 млн. абонентов телефонной сети, в Германии 797 тыс., в Англии 536,5 тыс., во Франции - 185 тыс., в Австро-Венгрии - 110 тыс., в Швеции - 102 тыс., в Дании - 98 тыс., а вот в России - 97 тысяч абонентов. И это при российских-то расстояниях...

 

В 1913 г. Россия импортировала из других стран более 1 млн. т. стали и 8,7 млн. т. каменного угля.

 

Приведем еще несколько цифр. В 1913 г. США выплавили 25 млн. т. стали, Россия - 4,2 млн. т., за 5 лет в США выплавка стали возросла на 5 млн. т.,- в России на 1,7 млн. тонн (в среднем на 1 млн., и 0,34 млн. т. в год). 1% прироста выплавки стали тянул в США на 200 тыс. т., в России всего на 25 тыс. т. - в 8 раз меньше.

 

Уровень производительности труда в промышленности в России был меньше чем: в США - в 9 раз; в Англии - в 5 раз; в Германии - в 4 раза.

 

В 1909-1914 гг. англичане наклепали 64 крупных надводных корабля, немцы - 47, французы - 24, итальянцы - 16, Россия с потугами достроила и вновь создала 10 надводных кораблей класса линкор-крейсер. И это при всем том, что в России военные расходы в 1908-1913гг. составляли 32 - 33% от общей суммы госбюджета.

 

Эффективность экономики

Возьмем теперь госбюджет. Сколько проклятий было обрушено на головы большевиков и КПСС за "пьяные" бюджеты, начиная с середины 70-х годов. Но что мы видели в царской России? Вот "Статистические Ежегодники России" (под редакцией директора Центрального статистического Комитета МВД Н.Н.Белявсгого) за 1908-1913гг., ежегодники мировой статистики С.Запа "Социально-политические таблицы всех стран мира" издательства "Сотрудничество" Москва.

 

Итак, 1908-1913 гг. общие суммы доходов, поступивших в бюджет, составили: 14987 млн. руб., в том числе доходы от водочной монополии: 3993 млн. руб. (26,64%), прямые налоги: 1115 млн. руб. (7,44%), косвенные налоги: 3111 млн. руб. (20,76%), пошлины: 943 млн. руб. (6, 29%)

 

Западу нечего было бояться "рванувшей" вперед России. Чем эффективнее работала экономика России, тем больше дохода получали банки западных стран. В 1887-1913 гг. Запад инвестировал в Россию 1783 млн. золотых рублей. За этот же период из России было вывезено чистого дохода - 2326 млн. золотых рублей (превышение за 26 лет доходов над инвестициями - на 513 млн. золотых рублей). Ежегодно переводилось за границу выплат по процентам и погашениям займов " до 500 млн. золотых рублей (в современных ценах это 15 млрд. долл.).

 

Недешева была и жизнь в России. Так семья рабочего из 4-х человек в Санкт-Петербурге расходовала около 750 руб. в год. При этом расходы на питание составляли до 100% оплаты труда главы семьи из 4-х человек, а трудились, как правило, все, включая детей. Из оставшейся суммы до 45% шло на оплату жилья, до 25% - на одежду и обувь.

 

Для сравнения: у германского рабочего оплата питания семьи отнимала 20-25% зарплаты (одного взрослого), у английского - 40%.

 

Подводя итоги промышленного развития России в 1908-1914 гг., надо указать еще и на такой факт: в 1893-1900 гг. среднегодовой прирост промышленной продукции составлял 9%, а в 1908-1913гг. - 8,8%.

 

Параллельно с ростом промышленного производства шел процесс роста цен. В 1908-1913 гг. цены на потребительские товары возросли на 24%, зарплата же по России возросла в среднем на 34 руб. (на 14,52%), таким образом мы видим, что реальные доходы рабочих не возросли, а упали. Цены (оптовые) на пшеницу в 1901-1912 гг. возросли на 44%; на рожь - на 63,63% на свинину - на 55,86%. Естественно, что не менее чем оптовые, возросли и цены на продукцию хлебобулочной промышленности и на мясо в розничной торговле. В итоге в 1913 г. реальные доходы трудящихся в России составляли 90% от уровня 1900 г.

 

Народное здоровье

 

Не все благополучно было и в сфере образования и здравоохранения.

 

По данным статистики в 1913 голу в России более 12 млн. человек (7,26% населения) были поражены эпидемиями холеры, дифтерии, сибирской язвы, чесотки. Еще 9 млн. человек страдали малярией, трахомой, коклюшем и т.д. Всего хронических больных заразными болезнями имелось 21877869 человек (13,2% населения страны).

 

На 10000 человек населения в России имелось 1,6 врача, 1,7 фельдшера, 1,7 акушера и повивальной бабки. В сельской местности 1 врач приходился на 26 тыс. человек.

 

В США врачей на 10000 человек населения было в 4 раза больше, в Германии - в 2,7, в Англии - а 3,5, в Дании, Швеции, Бельгии, Голландии - в 3,2 раза больше.

 

Из каждой 1000 новорожденных в возрасте до 1 года в России умирало 263 ребенка. Для сравнения: в Швеции умирало 70 детей до 1 года на каждую 1000 родившихся, Англии - 108, в США и Франции - 112-115,. в Италии - 138, в Германии - 151. Т.е. Россия превосходила по детской смертности страны Европы и США в 1,74 - 3,76 раза.

 

В России 1913 г. число учащихся во всех видах учебных заведений (включая духовные и военные) составляло 9,7 млн. человек (60,6 человека на 1000 жителей). 70% детей и подростков были лишены возможности учиться. В России, по данным "Статистического Ежегодника России", среди населения старше 9-ти лет (возраст поступления на учебу) грамотных было 27% (без учета Закавказья и Средней Азии). Для сравнения: в США даже среди негритянского населения грамотность достигала 56%. В США в 1913 г. насчитывалось 18,3 млн. учащихся (190,6 учащихся на 1000 жителей).

 

Для сравнения с Россией, имевшей 227-228 человек грамотных на 1000 населения (без учета детей дошкольного возраста) Бельгия имела 998 грамотных на 1000 населения, Германия - 980, Англия - 816, Франция - 930, Австралия - 816, Австрия - 644, Венгрия - 524, Аргентина - 495, Италия - 440, Португалия - 214 человек.

 

Даже внутри России было неравенство: в Финляндии грамотных было 988 на 1000 человек населения (без детей дошкольного возраста), в Польше - 305, на Кавказе - 124, в Средней Азии - 53 человека. Великороссия, Малороссия, Белоруссия, Сибирь - 268 человек.

 

В российских ВУЗах в 1913 г. обучалось 127423 человек, в США - 258000 (в два раза больше, чем в России). В США имелось несколько десятков ВУЗов уровня университета, в Англии - 18 университетов, в Германии - 22, во Франции - 14, в России - 8 университетов. На 1 университет в России приходилось около 20 млн. жителей, в Англии - 2,5 млн., во Франции - 2,8 млн., в Германии - 3 млн. жителей. В Россий на 1000 человек населения было 1,7 учителя, в США - 5,45 учителя - в 3 с лишним раза больше. Благодаря известному циркуляру министра просвещения Делянова (во время царствования Александра III) "0 кухаркиных детях", был перекрыт доступ к образованию лицам из сословий крестьян и мещан. И хотя в 1911-1914 гг., циркуляр фактически не действовал, тем не менее из 119000 человек, обучавшихся в гимназиях, выходцы из крестьянских семей составляли 18000 человек (15,12%). Во всех же учебных заведениях министерства просвещения (включая профессиональные, коммерческие и т.д. ) крестьяне составляли около 15% учащихся (и это в стране, где 80% населения было крестьянским!!!). В кадетские корпуса, военные училища выходцы из крестьянских семей вообще не допускались.

 

Сельское хозяйство

 

Теперь рассмотрим то, чем гордятся многие апологеты царской России - сельское хозяйство. "Россия была сытая и изобильная! " провозглашают они. К сожалению, вынужден констатировать, что это не так. В ХIХ в. Россия пережила 40 голодовок. В ХХ в. голодными были 1901/02 гг., 1905; 1906; 1907; 1908 г.; 1911/12 гг. В 1901-1902 годах голодали 49 губерний, в 1905; 1906; 1907;1908 гг. голодало от 19 до 29 губерний, в 1911-1912 гг. за 2 года голод охватил 60 губерний. На грани смерти находилось 30 млн. человек. По различным оценкам в 1901-1912 гг. от голода и его последствий погибло около 8 млн. человек. Царское же правительство было более всего озабочено тем, как бы скрыть масштабы голодовок. В печати цензура запрещала употреблять слово голод , заменяя его словом "недород".

 

Если при Александре II во время крупнейшего голода 1871 г., для оказания помощи голодающим были активно привлечены земства, Красный Крест и другие организации, то Николай II резко урезал права земств по борьбе с голодом, а в 1911 и 1912 годах полностью запретил участие земств, Красного Креста и благотворительных организаций в оказании помощи голодающим.

 

Получение голодающими помощи ("голодная ссуда") было также сопряжено со сложностями. "Голодная ссуда" составляла 1 пуд муки в месяц на взрослого и 1/2 пуда муки на ребенка. При этом "голодную ссуду" не имели права получать взрослые в возрасте от 18 до 55 лет (мол, нечего тунеядцев подкармливать, сами выкрутятся), Исключались из получателей "голодной ссуды" бесхозяйные крестьяне (а таких по России было 3,5 млн. семей, это как правило были батраки)) вдовы и сироты, которых должно было кормить сельское общество "из излишков помощи". Каково! Самые беззащитные слои общества обрекались на голодную смерть. Откуда у голодающего села "излишки"?

 

Более того, полученную "голодную ссуду" впоследствии приходилось возвращать. В 1911 г. с голодающей Самарской губернии взыскали свыше 20 млн. руб. недоимок за "голодные ссуды" предыдущих лет. Скольких людей в 1911-1912 гг. убили "голодные ссуды", полученные в 1901-1902 гг. 1905, 1906, 1907, 1908 гг....

 

И, несмотря на голод, из России в Европу потоком шло зерно. Лозунг царского министра финансов Вышнегородского - "недоедим сами, но вывезем" - претворялся в жизнь.

 

Не являлась Россия и лидером в мировом сельскохозяйственном производстве. Громадные просторы России позволяли ей производить большое количество зерна, но уровень агрокультуры, урожайность и продуктивность были низкими. В 1913 г. получив рекордный урожай зерновых - 80 млн. т. - Россия на душу населения имела порядка 471 кг зерна. Англия, Франция, Германия имели около 430-440 кг, США - свыше 1000 кг, Канада - около 800 кг, Аргентина 1200 кг. Откуда берутся утверждения, что Россия производила зерна больше, чем другие страны вместе взятые? Ведь США произвели 96 млн. тонн зерновых - больше чем Россия. Если взять общее производство с/х продукции, то оно имело следующий вид (в руб).

 

сельскохозяйственное производство, млрд.руб. на душу населения, руб.

США 15, 162 157, 83

Германия 7,727 113, 63

Великобритания 4,262 92,22

Франция 7,727 193,18

Россия 10 57, 06

 

Если в общих объемах производства Россия стояла на 2-м месте после США, то производство на душу населения ставило ее на 5 место. Если же брать и другие европейские страны, Австралию, Канаду, то Россия отбрасывалась во 2-ю десятку и даже ниже. Необходимо обратить внимание на цифры, характеризующие производство зерна на душу населения. Англия, Франция, Германия, производя зерна менее 500 кг на душу населения, являлись его импортерами США, Канада, Аргентина, производя 800-1200 кг зерна на душу населения его экспортировали. И лишь Россия, производя менее 500 кг (норма самообеспечения производственным зерном) зерна на душу населения, вывозила его. Т.е. экспорт шел за счет обречения части населения на недоедание и голод. Даже царские офицеры и генералы свидетельствовали, что 40% призывников в начале ХХ в. впервые в жизни ели мясо в армии.

 

Низким был уровень технического оснащения сельского хозяйства. Более 52% крестьянских хозяйств не имели плугов, обрабатывая землю сохами и косулями. В 1913 г. в России имелось лишь 152 трактора (в США, Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Дании счет тракторам шел на тысячи и десятки тысяч). 80% сельскохозяйственных работ производилось вручную (хотя в 1908-1913 г. парк с/х машин значительно вырос).

 

Из-за хронического безземелья ежегодно до 2-х млн. крестьян из центральных нечерноземных губерний вынуждены были в летние месяцы уходить на заработки в южные губернии, нанимаясь батраками к кулакам и помещикам.

 

В России продолжался хронический кризис животноводства. Так число рабочих лошадей в сельском хозяйстве на 100 человек сельского населения упало с 38 в 1870 г., до 30 в 1911 г. На 100 человек населения количество скота (крупного рогатого и свиней) сократилось с 67 голов в 1896-1898 гг. до 65 голов в 1899-1901 гг. и до 55 голов в 1911-1913 гг.

 

В 1914 г. в России на 1000 жителей приходилось 293 головы крупного рогатого скота, в США - 622, в Дании - 888 голов.

 

Продуктивность дойной коровы в 1913 г. составляла: в России - 28 руб., в США - 94, (1:3,36), в Швейцарии 150 руб. (1:5,36). Уступала Россия и в продуктивности производства зерновых с одного гектара (десятины).

 

Так урожайность в 1913 г. с десятины составляла,

пудов: пшеница рожь

Россия 55 56

Австрия 89 92

Германия 157 127

Бельгия 168 147

 

Наука и инженерия

 

И вновь вернусь к промышленности. Вспомните, на каких самолетах блистали Уточкин и Нестеров? "Ньюпор", "Фарман", "Бристоль-Бульдог", "Сопвич", "Фоккер". Англия, Франция, Бельгия.., но только не Россия. За 1914-1917 гг. было собрано всего 94 "Ильи Муромца" и то двигатели и приборы были импортные.

 

А автомобили? "Форд", "Мерседес-Бенц", "Фиат", "Рено", "Пежо". А где русские фирмы, производящие автомобили полностью (от сырья до готового изделия) -их нет.

 

На русских эсминцах, крейсерах и линкорах стояли немецкие и шведские турбины, английские гирокомпаса и дальномеры.

 

Я столь подробно разбираю отставания России не с целью посмаковать их. Нет. Я не менее многих горжусь Д.И.Менделеевым, К.Э.Циолковским, многими другими талантливыми учеными и инженерами. Я помню, что первые дизели и теплоходы были созданы в Коломне, я помню, что эсминцы типа "Новик" и русские паровозы считались эталонными, я помню, что Россия - родина радио, но, к сожалению, это были лишь лучики света в общей безрадостной картине.

 

Вспомним, что Менделеев и Сеченов (гордость России!!!) были забаллотированы в академии наук (вот если бы они были немцами...), изобретатель радиосвязи Попов так и остался скромным преподавателем в военно-морской школе.

 

Все это анализируется для того, чтобы не дать создать новую мифологию, ибо любой миф, в конце концов, оборачивается против себя самого, что мы видели на примере КПСС, когда Суслов, Яковлев и т.д. и т.п. изолгались сначала в одну сторону, а затем в другую.

 

Нравственность

 

Ведь Россия отнюдь не была тихой и богобоязненной страной высокой христианской морали и законности (сразу же после Февральской революции в 1917 г., когда Временное правительство отменило обязательное посещение молебнов, в русской армии, состоявшей в основном из крестьян, 70% солдат перестали посещать церковь).

 

В Санкт-Петербурге в 1913 г. число высших учебных заведений равнялось числу официально зарегистрированных публичных домов.

 

Вспомним великого князя Алексея Александровича, разворовавшего средства, отпущенные на строительство броненосцев типа "Бородино", в результате чего Россия к 1904 г. вместо 10 броненосцев данного типа, находящихся в строю, имела всего 5. Да и то только на стапелях.

 

Если мы хотим получить более полное впечатление о жизни России тех времен, то, право, стоит обратиться к творчеству таких писателей, как Л.Толстой, А.Чехов, И.Шмелев, В.Засодимский, И.Златовратский, Г.Успенский, Д.Мамин-Сибиряк, Ф.Решетников, М.Горький, И.Бунин.

 

Ну и, наконец, предложу заявление премьер-министра царского правительства Коковцева для депутатов 4 Государственной Думы: "Разговоры о том, что Россия в 15-20 лет догонит страны с передовой культурой - это, господа, требование, которое не является серьезным." А Коковцев знал, что говорил...

 

Как это ни прискорбно звучит для тех, кто пытается представить Россию страной, где господствовала патриархальная тишина и всеобщее братство между бедными и богатыми, надо отметить, что в стране шла упорная борьба, упоминание о которой столь немодно сейчас, и которая называется борьбой классов.

 

По данным 4 Государственной Думы, с 1901 по 1914 гг. царские войска более 6000 раз открывали огонь, в том числе и артиллерийский, по митингам и демонстрациям рабочих, а также по сходам и шествиям крестьян. И это только по МИРНЫМ митингам, шествиям, сходам. Число жертв колебалось от 9-ти до тысячи человек. Всего же число жертв подобного рода "стрельб" превысило 180 тыс. В 1907-1910 гг. в каторжных централах погибло свыше 40 тыс.

 

Все написанное в этом материале должно дать нам ясную картину, почему события неизбежно шли к 1917 г., почему военная помощь Англии, Франции, США, Японии, предоставленная Колчаку, Деникину, Юденичу, Миллеру, прямая иностранная военная интервенция не смогли сломить большевиков. Данный материал дает ответ, почему белое движение, контролируя летом 1918 г. до 4/5 территории России, потерпело в итоге поражение.

 

Не террор ВЧК был этому причиной. Крестьянская Россия заключила негласный договор с большевиками - согласилась терпеть продразверстку, ВЧК, ЧОН, комбеды и т.д. и т.п., но при условии, что большевики ГАРАНТИРУЮТ НЕВОЗВРАЩЕНИЕ СТАРЫХ ПОРЯДКОВ. И этот поворот крестьянства к большевикам в 1918 г. и обеспечил крушение белого движения. Крестьянин, увидев Колчака и Деникина, белочехов и Краснова, понял, что его ждет, и сделал свой выбор. А итогом этого выбора был парад Победы, был полет Гагарина, была одна из ДВУХ сверхдержав - СССР.

 

... конец цытаты

 

Походу укратце как-то так :bk:

[Mikey1566846301]

Походу укратце как-то так

Помню-помню енти тексты! :lol:

 

На -наццатый круг я не подписывался. :P Глуши "новеньких". ;)

[limonneelimona1566847679]

«Молоко, проходя через этот вонючий, мёртвый кусок, естественно пропитывается всею заключающеюся в нём гнилью, и затем эта отрава идёт в желудок ребёнка», говорит д-р Песков (Покровский).

 

теперь мне понятна суть этого плаката :unsure:

[AURA1566846510]

На -наццатый круг я не подписывался. :P Глуши "новеньких". ;)

 

Дык ты ж походу сам и напросилсо ;) Так штаа как гриццо необессудь :bk:

 

Итак, награждению министра финансов Кудрина столыпинской медалью посвящаеццо :rolleyes:

 

Далее цытата...

 

 

Столыпин понимал тупиковость российского аграрного пути — в этом был его плюс. Россию душила аграрная перенаселенность и, в то же время, недостаток рабочих рук в промышленности купировал ее промышленное развитие.

 

Крестьянство составляло 85% населения Империи и было удручающе малопродуктивно. Что оно вырабатывало, то и съедало (впрочем, из объема съеденного надо, само собой, вычесть огромные выкупные платежи, но это немного другая история), и беспрерывно при этом «пухло» с голоду. И вот, болея (надо полагать, вполне искренне) за русские национальные интересы, Столыпин решил с этим безобразием покончить путем своей знаменитой аграрной реформы.

 

9 ноября 1906 года звучит первый залп реформы: указ о разрешении выхода из общины. Несколько позже издается указ, уже принуждающий крестьян к выходу из общины и обязывающий их разверстать общинную землю. Столыпин хотел заменить общинное сельское хозяйство хозяйством хуторским, желал превратить часть общинников в «крепких единоличников», способных генерировать прибавочный продукт и продавать его на рынке. А остальных — выдавить в город, в промышленность, или отправить колонизовать Сибирь.

 

Пикантность ситуации состояла, правда, в том, что Столыпин стремился провести свою реформу сугубо за счет крестьянских земель, оставляя неприкосновенными земли помещиков, в руках которых находился очень значительный земельный фонд — особенно в центральных и умеренно-южных губерниях Европейской России, где крестьяне страдали от малоземелья.

 

К началу ХХ века помещичье землевладение представляло собой самый «тяжелый» осколок феодализма в экономике России. Основная масса помещичьих хозяйств была также крайне малопродуктивна (исключение составляли лишь работающие на капиталистических принципах товарные поместья Причерноморских губерний, некоторых районов Украины и, отчасти, Поволжья — они-то и давали основную массу экспортировавшегося из России хлеба, но на положение подавляющего большинства сельского населения этот товарный хлеб влиял мало). Помещичье сословие откровенно деградировало: будучи, с одной стороны, освобожденным от обязательной государственной службы, а с другой, — неспособным в основной своей массе к организации производительного труда, оно превратилось в паразитарный класс, стало рассадником праздности и реакции.

 

Все это, тем не менее, не помешало Столыпину зарезервировать в своем «светлом капиталистическом завтра» для этого непроизводительного сословия непомерно большое, в сравнении с его реальной ролью в жизни России, место. Странными, видимо, были у Петра Аркадьевича представления о капитализме — странным был бы и его капитализм, будь он построен. Впрочем, чем-то очень знакомым веет от столыпинского сословного «патернализма». Да и к «странному капитализму» нам не привыкать.

 

Но самым удивительным в задуманной Столыпиным реформе было то, что «великий державный ум» России начал ее, немного не обеспокоившись проблемой материального обеспечения своих реформируемых подопечных. Для того, чтобы выделиться из общины, крестьянину нужно, как минимум, иметь пару лошадок и железный плуг. Кроме того, необходимо обладать какими-то средствами, способными подстраховать в момент перехода к новой системе — для перевода хозяйства к интенсивному земледелию требуется капитал, причем капитал, по крестьянским меркам, немалый. Нужен также доступ к лесу и средства для его покупки, поскольку у единоличного крестьянского хозяйства, как минимум, появляется нужда в дополнительных хозяйственных постройках.

 

Какова же была ситуация в сельском хозяйстве России на момент реформы (и, кстати говоря, еще долгое время после ее бесславного завершения)?

 

А вот какая. Даже в 1910 году (т.е. три-четыре года после начала реформы) на более чем 20 миллионов крестьянских дворов приходилось всего 5,5 миллионов железных плугов. Плюс 8 миллионов деревянных сох, но с сохой (или деревянным плугом) «по-фермерски» не похозяйствуешь. И в светлое капиталистическое будущее на ней не уедешь.

 

Впрочем, и ехать-то было почти не на чем. В 1912 году у 31,6% крестьянских дворов в России не было даже лошадей — пахали на себя. Еще в трети хозяйств имелась в наличии одна лошадь. То есть даже лошадь с деревянной сохой для реформируемых г-ном Столыпиным крестьян были, в известной степени, роскошью. Причем и эта среднестатистическая лошадь от переработок и жидких харчей в любой момент могла пасть. А заменить ее в большинстве случаев было нечем, ибо сия «биотехнология» по тем временам стоила бешеных денег — 80-90 руб. за голову (и это при том, что зерно скупалось оптовиками по 20-50 коп. за пуд). Между тем свободных денег и сбережений у абсолютного большинства крестьян не было. Доступа к лесу тоже не было: после «освобождения» крестьян в 1861 году, лес, по большей части, остался в собственности помещиков, которые предпочитали продавать его лесопромышленникам. Лес был очень дорог, и купить его крестьяне не могли — могли лишь подворовывать, но на «подворовывании» реформу с места не сдвинешь (особенно, если учесть, что на страже интересов помещиков стояло то же самое государство, которое и принуждало крестьян к «выделению»).

 

Что же получается? Получается очень странная вещь: затевает великий государственник реформу, принуждает крестьян к глобальному переустройству всей их жизни, но при этом не обеспечивает их ни финансовыми средствами, необходимыми для самостоятельного обустройства (субсидии были мизерны), ни достаточной технологической базой. К слову сказать, Россия на тот момент вообще не располагала достаточными ресурсами для ее создания. Петр Аркадьевич не позаботился о том, чтобы элементарно просчитать свою реформу, свести кредит с дебетом. Парадоксально то, что Столыпин не понял элементарную, в принципе, вещь: пуститься на эксперимент, в «самостоятельное плавание» крестьянин (как, собственно, и любой человек) может только тогда, когда решена главная проблема — выживание. Для этого нужен какой-то избыток прибавочного продукта, накопленный «запас прочности». А как можно идти на эксперимент, когда запаса прочности не только нет, но и само выживание — путем круговой хозяйственной поруки — обеспечивается в русских условиях исключительно за счет института, который, по условиям того же эксперимента, и идет под снос? Оставался ли тут хоть какой-нибудь шанс на успех? Вопрос повисает в воздухе. Предупреждали Петра Аркадьевича «правые», что «доведет он дело до цугундера»: так оно и получилось.

 

Как же идея крестьянской реформы появилась в голове Столыпина?

 

Ларчик открывается просто. В свое время Петр Аркадьевич был губернатором в Гродно и наблюдал там быт прусско-прибалтийских и западно-белорусских хуторян. Он ему понравился, и Столыпину запала в голову мысль: «внедрить» сей быт в великорусских губерниях. Но, будучи русским интеллектуалом, он, разумеется, не стал задумываться о ряде занудливых, мешающих полету фантазии деталей. В частности, а насколько, собственно говоря, велик «коэффициент подобия» прусско-прибалтийской и великорусской аграрных систем?

 

В Прибалтике — многополье и достаточное количеством земли на одно хуторское хозяйство, а в Великороссии — трехполье и аграрное перенаселение. В Прибалтике пахали преимущественно железными плугами, а в Великороссии — в основном деревянными сохами. В Прибалтике и Западной Белоруссии — и скота на одно хозяйство много больше (а, значит, больше и удобрений), и вегетационный период длиннее, и климатических «экстримов» (поздние заморозки, чередование «холодных лет» с засухами) меньше, и аграрная культура выше. Совокупность этих факторов позволяла крестьянину получать более высокие и стабильные урожаи, вырабатывать более высокий прибавочный продукт и существовать вне общины.

 

Столыпинская «реформа» закончилась полным конфузом. Экономический историк С.В. Онищук, опирающийся в своей работе на данные, приведенные в фундаментальном труде известного экономиста А. Финн-Енотаевского [1], пишет в своей работе [2]:

 

Эффект столыпинской кампании был ничтожным. Падение всех показателей на душу населения в сельском хозяйстве продолжалось, обостряя секторный разрыв. Количество лошадей в расчете на 100 жителей Европейской России сократилось с 23 в 1905 до 18 в 1910 г., количество крупного рогатого скота — соответственно с 36 до 26 голов на 100 человек… Средняя урожайность зерновых упала с 37,9 пуда с десятины в 1901-1905 гг. до 35,2 пуда в 1906-1910 гг. Производство зерна на душу населения сократилось с 25 пудов в 1900-1904 гг. до 22 пудов в 1905-1909 гг. Катастрофические масштабы приобрел процесс абсолютного обнищания крестьянства перенаселенного центра страны. Избыточное рабочее население деревни увеличилось (без учета вытеснения труда машинами) с 23 млн. в 1900 г. до 32 млн. человек в 1913 г. В 1911 г. разразился голод, охвативший до 30 млн. крестьян.

 

За последние 60 лет, предшествовавших революции 1917 года, самым урожайным в России выдался 1909 год. И что же? В этот год 35-ю губерниями страны с общим населением 60 млн. человек было произведено по 15 пудов зерна на человека. Это было официальным физиологическим минимумом [3]!

 

В 1912 году Россия вышла на первое место в Европе по валовому сбору зерна. Об этом факте современные певцы столыпинской реформы, само собой, упомянуть не забывают. О чем они забывают упомянуть, так это о том, что по урожайности Россия оставалась на одном из последних мест на континенте, а основными производителями зерна и поставщиками его на международный рынок были сравнительно немногочисленные помещичьи хозяйства «нового типа», концентрирующиеся в Причерноморье. Именно они и «кормили Европу». Однако успешное окормление оной отнюдь не предполагало, что в самой России оставалось достаточно зерна на прокормление своего собственного крестьянского населения. Капиталистические поместья Причерноморья ведь работали для получения прибыли, они ориентировались на удовлетворение внешнего платежеспособного спроса, а не физиологических потребностей перебивавшихся с мякины на лебеду обитателей русской деревни. Экономисты-аграрии Н. Якушкин и Д. Литошенко в своей статье «Голод в России», опубликованной в «Новом энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона (1913), подчеркивают, что голодовками в 1906, 1907, 1908 и 1911 годах были охвачены и центральные, и восточные губернии страны — и даже вроде бы изобилующая хлебом Новороссия [4].

 

Так что «кормить Европу» и «быть сытыми самим» — это две совершенно разных песни. Можно «кормить» и при этом голодать. А можно не экспортировать хлеб и при этом жить в полном достатке. Все зависит от приоритетов и — замечу — от способа и цели производства.

 

Голод, разразившийся в России в 1911 году — четыре года спустя после начала реформы — был особенно страшен. Агроном К. Крылов писал, например, в известной своей реакционностью и проправительственной позицией газете «Новое время» [5]:

 

Оренбургская губерния. Тяжелый момент переживает наш казак. Не успел он оправиться от недорода прошлого года, как надвинулось на него новое неурожайное бедствие, еще более ужасное. На территории Троицкого и Челябинского уездов я знаю несколько поселков, где по десятку семей едят только через день и притом хлеб, испеченный из муки, наполовину разбавленной мякиной и ухоботьем прошлого года. Скотоводческое хозяйство спешно ликвидируется.

 

По свидетельству все той же газеты, «Общество охранения народного здравия собрало представителей 22-х общественных петербургских организаций с целью обсудить, как организовать врачебно-продовольственную помощь тем губерниям, население которых гибнет от голода»... [6].

 

А. Финн-Енотаевский [7:134-135] имел сказать об эффекте, произведенном столыпинской реформой следующее:

 

Все это ведет к обезземеливанию массового крестьянина, что при настоящих условиях имеет своим результатом не столько пролетаризацию, сколько увеличение пауперизма в деревне. Переход земли в единоличную собственность сам по себе еще не делает прогресса в земледелии. Все остальные условия, препятствующие земледельческой культуре, остаются в силе.

 

Содействуя развитию зажиточного крестьянского хозяйства за счет массового, отнимая у него землю в пользу богатого, толкая массового крестьянина на усиленную ликвидацию своего хозяйства, обезземеливая его в то время, когда наша экономическая жизнь требует увеличения земли у крестьянской бедноты, — этот закон содействует обнищанию широких слоев крестьянства, а вместе с тем и регрессу земледельческой культуры.

 

Именно отсюда и проистекают усиливающиеся, по мере развертывания столыпинской реформы, голодовки.

 

К доблести Столыпина, надо отметить, что он не замалчивал, подобно современным нам «дорогим россиянам», последствия своих реформ, а честно, с открытым забралом, публиковал более чем неудобные для себя цифры в кадетской газете «Русь» и газете «Заря». Но, разумеется, современный читатель не будет копаться в подборках этой пожелтевшей от времени прессы, а современный пропагандист его просвещать не спешит.

 

Более того, после того, как Столыпин съездил в Сибирь, он констатировал, что отправленные на колонизацию оной крестьяне в своем абсолютном большинстве восстановили на новых местах общину, и даже имел мужество признать, что это было разумно, ибо по одиночке в условиях Сибири было не выжить. Это признание дорогого стоит.

 

Впрочем, выжить без общины в условиях России для абсолютного большинства было невозможно и в русской Европе. Потому и выделилось из общины, в конечном итоге, всего лишь порядка 5% дворов. При этом многие из тех, кто первоначально принял или был вынужден принять такое решение, вернулись в общину, а множество — разорилось. Огромное число крестьян — бедняков и середняков — прогорело по той простой причине, что без общинной поддержки они не могли прокормиться на своих мизерных наделах. При этом их превращение в сельский пролетариат не состоялось по причине отсутствия достаточного количества работодателей [7]. Именно эта безработная и почти безземельная сельская беднота и стала, как позже писал Ленин, «социальной опорой большевиков» в деревне. За что боролись, на то и напоролись.

 

Что касается «выдавливания» сельской бедноты в города, то оное отчасти действительно имело место (хотя и в значительно меньшем объеме, чем предполагалось), но приняло такие формы, каких Столыпин не ожидал. Разорившиеся крестьяне не столько пополнили ряды производительного рабочего класса, сколько создали массовую прослойку люмпен-пролетарской бедноты — тот самый «горючий материал», на который опять-таки возлагал особые надежды Владимир Ильич.

 

А вот с образованием класса «производительных хозяев», на которых делал ставку Петр Аркадьевич, мало что получилось. Землю в деревне скупали в основном зажиточные горожане — разного рода купцы и торговцы — и сдавали ее в аренду разорившимся середнякам и малоземельной бедноте. Эти землевладельцы и составили костяк социальной группы «кулаков» — но не «крепких хозяев», о которых грезил «великий реформатор», а сельских рантье. Это означало, что порочный круг малоземельности, бедности и малой продуктивности Столыпину разорвать не удалось. Он лишь обострил уже имевшиеся на селе проблемы, создав солидную армию арендаторов, — люмпенизировал тех, кто раньше худо-бедно перебивался за счет общины.

 

Короче, «все пошло не так» и привело не к тому, что хотелось. Это обстоятельство и было официально зафиксировано в 1917 году Временным правительством, которое признало реформу «несостоявшейся».

 

Сей пафосный человек озлобил и разорил огромное количество крестьян и тем самым сотряс Россию больше, чем все подпольные организации бомбистов, вместе взятые. При этом он ухитрился произнести эти слова не где-нибудь, а в «Речи об устройстве быта крестьян и о праве собственности». Устроил один крестьянский быт…

 

Столыпинская реформа с ее большим переделом, обезземеливанием, сомнительной идеей колонизации Сибири и знаменитыми «галстуками», о которых у нас не было времени и места даже и поговорить (а надо бы!), стали вехами на пути к революциям 1917 года. Именно в ходе реформы крестьяне окончательно потеряли веру «в Царя и Отечество» и превратились из самого консервативного в самый революционный элемент встающей на дыбы России.

 

Обобщая настроения «подлого сословия», земской деятель Д.Н. Шилов отмечал [8: 43-44]:

 

…пропасть, отделяющая государственную власть от страны, все растет, и в населении воспитывают чувство злобы и ненависти. Столыпин не видит или, скорее, не хочет видеть ошибочности взятого им пути и уже не может с него сойти.

 

О настроениях крестьян можно судить по массе решений сельских сходов, опубликованных в монографии Л.Т. Сенчаковой «Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905-1907 гг»., 1994 года издания [9]. Из них видно, что крестьяне принципиально отвергали реформу и навязываемое им землеустройство. По свидетельству автора, среди приговоров нет ни одного, в котором бы столыпинская реформа одобрялась. Основным мотивом было отрицание идеи выделения из общины и возможности купли-продажи входящей в нее земли. Под таким неприятием крылись вполне рациональные соображения.

 

Требовать отмены закона 9 ноября 1906 г., разрешающего выход из общины и продажу надельной земли, так как закон этот через 10-15 лет может обезземелить большую часть населения и надельная земля очутится в руках купцов и состоятельных крестьян-кулаков, а вследствие этого кулацкая кабала с нас не свалится никогда.

 

Так звучит обобщенный приговор крестьян Костромской губернии [10:141]. Эти крестьяне ясно отдавали себе отчет в том, что для них двадцать спокойных столыпинских лет равносильны катастрофе.

 

В Рыбацкой волости Петербургского уезда крестьяне подвели под свое решение еще более расширенное обоснование [10:141-142].

 

По мнению крестьян, этот закон Государственной Думой одобрен не будет, так как он клонится во вред неимущих и малоимущих крестьян. Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам.

 

Всей землей правила вся община и за таковую землю вся община платила подати, несла разного рода повинности и распоряжалась землею, убавляя от многоземельных и прибавляя малоземельным, и потому никто не может требовать себе выдела земли в частную собственность и потому наша волость этого допустить не может. Она не может допустить и мысли, чтобы малосемейные, но многоземельные крестьяне обогащались за счет многосемейных, но малоземельных…

 

Отказывались крестьяне и переселяться в Азию.

 

Сход села Яковлево Орловской губернии высказался в своем наказе в Государственную думу в 1906 году следующим образом [10:143]:

 

Мы в кабале у помещиков, земли их тесным кольцом окружили наши земли, они сытеют на наших спинах, а нам есть нечего, требуйте во что бы то ни стало отчуждения земли у частновладельцев-помещиков и раздачи ее безземельным и малоземельным крестьянам. Казенных земель у нас нет, а переселяться на свободные казенные земли в среднеазиатские степи мы не желаем, пусть переселяются туда наши помещики и заводят там образцовые хозяйства, которых мы здесь что-то не видим.

 

Еще определеннее высказались на тему предложенной

 

Столыпиным «миграции» крестьяне села Пушкино Костромской губернии [10:142]:

 

Если вы уже очень хвалите Сибирь, так и переселяйтесь туда сами. Вас меньше, чем нас, а, следовательно, и ломки будет меньше. А землю оставьте нам.

 

Статский советник А.И. Комаров писал касательно возвращавшихся в 1911 году из Сибири крестьян, так называемых «обратных переселенцев», число которых составляло 60% от тех, кого переселил туда Столыпин [11]:

 

Возвращается элемент такого пошиба, которому в будущей революции, если таковая будет, предстоит сыграть страшную роль… Возвращается не тот, кто всю жизнь был батраком, возвращается недавний хозяин, тот, кто никогда и помыслить не мог о том, что он и земля могут существовать раздельно, и этот человек, справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить, — этот человек ужасен для всякого государственного строя.

 

Статский советник как в воду смотрел. Уже во время гражданской войны, точнее 18 мая 1919 года, военный министр Колчака генерал А.П. Будберг набросал в своем дневнике следующие строки [12:214]:

 

Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири… главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников… В шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова «перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным».

 

К сему надо добавить и то обстоятельство, что вернувшиеся из Сибири «столыпинские аграрники» стали опорой революции и в Европейской России. Да и обезземеленные реформой крестьяне из тех, что остались на местах, тоже, мягко говоря, не дремали.

 

Дальнейшее нам хорошо известно.

 

Вот так, по иронии злой судьбы и мачехи-истории, «умница» Столыпин, не желавший «великих потрясений» и алкавший «великой России», организовал великие потрясения и внес свой посильный вклад в дело революции. Диалектика-с.

 

 

... конец цытаты.

 

Походу кой-кого неплохо було б наградить не токмо столыпинским медалём, но и вдобавок одноименным вагоном и галстуком B)

[Mikey1566846301]

Дык ты ж походу сам и напросилсо

Не! Я как Павлов просто эксперимент поставил в полевых условиях. :rolleyes:

 

Результат - Рефлекс у подопытного есть! :D

[AURA1566846510]

Не! Я как Павлов просто эксперимент поставил в полевых условиях. :rolleyes:

 

Результат - Рефлекс у подопытного есть! :D

 

Походу це как раз "Павлов" як обычно выступил в катчестве замусоленной боксерской грушы - многократно порванной и наскоро зашытой :ap:

 

Ну и в виде так сказать дэсэрта - рассказ из "Записок юного врача" Михаила Афанасьевича Булгакова, коий работал в Никольской земской больнице Сычевского уезда Смоленской губернии в 1916-1917 гг. :rolleyes:

 

 

 

М. Булгаков. Тьма Египетская.

 

 

 

Где же весь мир в день моего рождения? Где электрические фонари Москвы? Люди? Небо? За окошками нет ничего! Тьма...

Мы отрезаны от людей. Первые керосиновые фонари от нас в девяти верстах на станции железной дороги. Мигает там, наверное, фонарик, издыхает от метели. Пройдет в полночь с воем скорый в Москву и даже не остановится - не нужна ему забытая станция, погребенная в буране. Разве что занесет пути.

Первые электрические фонари в сорока верстах, в уездном городе. Там сладостная жизнь. Кинематограф есть, магазины. В то время как воет и валит снег на полях, на экране, возможно, плывет тростник, качаются пальмы, мигает тропический остров...

Мы же одни.

- Тьма египетская,- заметил фельдшер Демьян Лукич, приподняв штору.

Выражается он торжественно, но очень метко. Именно - египетская.

- Прошу еще по рюмке,- пригласил я. (Ах, не осуждайте! Ведь врач, фельдшер, две акушерки, ведь мы тоже люди! Мы не видим целыми месяцами никого, кроме сотен больных. Мы работаем, мы погребены в снегу. Неужели же нельзя нам выпить по две рюмки разведенного спирту по рецепту и закусить уездными шпротами в день рождения врача?)

- За ваше здоровье, доктор! - прочувственно сказал Демьян Лукич.

- Желаем вам привыкнуть у нас! - сказала Анна Николаевна и, чокаясь, поправила парадное свое платье с разводами.

Вторая акушерка Пелагея Ивановна чокнулась, хлебнула, сейчас же присела на корточки и кочергой пошевелила в печке. Жаркий блеск метнулся по нашим лицам, в груди теплело от водки.

- Я решительно не постигаю,- заговорил я возбужденно и глядя на тучу искр, взметнувшихся под кочергой, - что эта баба сделала с белладонной. Ведь это же кошмар!

Улыбки заиграли на лицах фельдшера и акушерок.

Дело было вот в чем. Сегодня на утреннем приеме в кабинет ко мне протиснулась румяная бабочка лет тридцати. Она поклонилась акушерскому креслу, стоящему за моей спиной, затем из-за пазухи достала широкогорлый флакон и запела льстиво:

- Спасибо вам, гражданин доктор, за капли. Уж так помогли, так помогли!.. Пожалуйте еще баночку.

Я взял у нее из рук флакон, глянул на этикетку, и в глазах у меня позеленело. На этикетке было написано размашистым почерком Демьяна Лукича: "Tinct. Belladonn..." и т. д. "16 декабря 1917 года".

Другими словами, вчера я выписал бабочке порядочную порцию белладонны, а сегодня, в день моего рождения, 17 декабря, бабочка приехала с сухим флаконом и с просьбой повторить.

- Ты... ты... все приняла вчера? - спросил я диким голосом.

- Все, батюшка милый, все,- пела бабочка сдобным голосом, дай вам бог здоровья за эти капли... полбаночки - как приехала, а полбаночки - как спать ложиться. Как рукой сняло...

Я прислонился к акушерскому креслу.

- Я тебе по скольку капель говорил? - задушенным голосом заговорил я.- Я тебе по пять капель... Что ж ты делаешь, бабочка? Ты ж... я ж...

- Ей-богу, приняла! - говорила баба, думая, что я не доверяю ей, будто она лечилась моей белладонной.

Я охватил руками румяные щеки и стал всматриваться в зрачки. Но зрачки были как зрачки. Довольно красивые, совершенно нормальные. Пульс у бабы был тоже прелестный. Вообще никаких признаков отравления белладонной у бабы не замечалось.

- Этого не может быть!..- заговорил я и завопил: - Демьян Лукич!!!

Демьян Лукич в белом халате вынырнул из аптечного коридора.

- Полюбуйтесь, Демьян Лукич, что эта красавица сделала! Я ничего не понимаю...

Баба испуганно вертела головой, поняв, что в чем-то она провинилась.

Демьян Лукич завладел флаконом, понюхал его, повертел в руках и строго молвил:

- Ты, милая, врешь. Ты лекарство не принимала!

- Ей-бо...- начала баба.

- Бабочка, ты нам очков не втирай,- сурово, искривив рот, говорил Демьян Лукич,- мы всё досконально понимаем. Сознавайся, кого лечила этими каплями?

Баба возвела свои нормальные зрачки на чисто выбеленный потолок и перекрестилась.

- Вот чтоб мне...

- Брось, брось...- бубнил Демьян Лукич и обратился ко мне: - Они, доктор, ведь как делают. Съездит такая артистка в больницу, выпишут ей лекарство, а она приедет в деревню и всех баб угостит.

- Что вы, гражданин фершал...

- Брось! - отрезал фельдшер.- Я у вас восьмой год. Знаю. Конечно, раскапала весь флакончик по всем дворам,- продолжал он мне.

- Еще этих капелек дайте,- умильно попросила баба.

- Ну, нет, бабочка,- ответил я и вытер пот со лба,- этими капельками больше тебе лечиться не придется. Живот полегчал?

- Прямо-таки, ну, рукой сняло!..

- Ну, вот и превосходно. Я тебе других выпишу, тоже очень хорошие.

И я выписал бабочке валерьянки, и она, разочарованная, уехала.

Вот об этом случае мы и толковали у меня в докторской квартире в день моего рождения, когда за окнами висела тяжким занавесом метельная египетская тьма.

- Это что,- говорил Демьян Лукич, деликатно прожевывая рыбку в масле,- это что: мы-то привыкли уже здесь. А вам, дорогой доктор, после университета, после столицы, весьма и весьма придется привыкать. Глушь!

Ах, какая глушь! - как эхо, отозвалась Анна Николаевна.

Метель загудела где-то в дымоходах, прошелестела за стеной. Багровый отсвет лег на темный железный лист у печки. Благословение огню, согревающему медперсонал в глуши!

- Про вашего предшественника Леопольда Леопольдовича изволили слышать? - заговорил фельдшер и, деликатно угостив папироской Анну Николаевну, закурил сам.

- Замечательный доктор был! - восторженно молвила Пелагея Иванна, блестящими глазами всматриваясь в благостный огонь. Праздничный гребень с фальшивыми камушками вспыхивал и погасал у нее в черных волосах.

- Да, личность выдающаяся,- подтвердил фельдшер.- Крестьяне его прямо обожали. Подход знал к ним. На операцию ложиться к Липонтию - пожалуйста! Они его вместо Леопольд Леопольдовича Липонтий Липонтьевичем звали. Верили ему. Ну, и разговаривать с ними умел. Нуте-с, приезжает как-то к нему приятель его, Федор Косой из Дульцева, на прием. Так и так, говорит, Липонтий Липонтьич, заложило мне грудь. Ну не продохнуть. И, кроме того, как будто в глотке царапает...

- Ларингит,- машинально молвил я, привыкнув уже за месяц бешеной гонки к деревенским молниеносным диагнозам.

- Совершенно верно. "Ну,- говорит Липонтий,- я тебе дам средство. Будешь ты здоров через два дня. Вот тебе французские горчишники. Один налепишь на спину между крыл, другой - на грудь. Подержишь десять минут, сымешь. Марш! Действуй!" Забрал тот горчишники и уехал. Через два дня появляется на приеме.

"В чем дело?" - спрашивает Липонтий.

А Косой ему:

"Да что ж, говорит, Липонтий Липонтьич, не помогают ваши горчишники ничего".

"Врешь! - отвечает Липонтий.- Не могут французские горчишники не помочь! Ты их, наверное, не ставил?"

"Как же, говорит, не ставил? И сейчас стоит..."

И при этом поворачивается спиной, а у него горчишник на тулупе налеплен!..

Я расхохотался, а Пелагея Иванна захихикала и ожесточенно застучала кочергой по полену.

- Воля ваша, это - анекдот,- сказал я,- не может быть!

- Анек-дот?! Анекдот?! - вперебой воскликнули акушерки.

- Нет-с! - ожесточенно воскликнул фельдшер.- У нас, знаете ли, вся жизнь из подобных анекдотов состоит... У нас тут такие вещи...

- А сахар?! - воскликнула Анна Николаевна.- Расскажите про сахар, Пелагея Иванна!

Пелагея Иванна прикрыла заслонку и заговорила, потупившись:

- Приезжаю я в то же Дульцево к роженице...

- Это Дульцево - знаменитое место,- не удержался фельдшер и добавил: - Виноват! Продолжайте, коллега!

- Ну, понятное дело, исследую,- продолжала коллега Пелагея Иванна,- чувствую под пальцами в родовом канале что-то непонятное... То рассыпчатое, то кусочки... Оказывается - сахар-рафинад!

- Вот и анекдот! - торжественно заметил Демьян Лукич.

- Поз-вольте... ничего не понимаю...

- Бабка! - отозвалась Пелагея Иванна.- Знахарка научила. Роды, говорит, у ей трудные. Младенчик не хочет выходить на божий свет. Стало быть, нужно его выманить. Вот они, значит, его на сладкое и выманивали!

- Ужас! - сказал я.

- Волосы дают жевать роженицам,- сказала Анна Николаевна.

- Зачем?!

- Шут их знает. Раза три привозили нам рожениц. Лежит и плюется бедная женщина. Весь рот полон щетины. Примета есть такая, будто роды легче пойдут...

Глаза у акушерок засверкали от воспоминаний. Мы долго у огня сидели за чаем, и я слушал как зачарованный. О том, что, когда приходится вести роженицу из деревни к нам в больницу, Пелагея Иванна свои сани всегда сзади пускает: не передумали бы по дороге, не вернули бы бабу в руки бабки. О том, как однажды роженицу при неправильном положении, чтобы младенчик повернулся, кверху ногами к потолку подвешивали.

О том, как бабка из Коробова, наслышавшись, что врачи делают прокол плодного пузыря, столовым ножом изрезала всю голову младенцу, так что даже такой знаменитый и ловкий человек, как Липонтий, не мог его спасти, и хорошо, что хоть мать спас. О том...

Печку давно закрыли. Гости мои ушли в свой флигель. Я видел, как некоторое время тускловато светилось оконце у Анны Николаевны, потом погасло. Все скрылось. К метели примешался густейший декабрьский вечер, и черная завеса скрыла от меня и небо и землю.

Я расхаживал у себя по кабинету, и пол поскрипывал под ногами, и было тепло от голландки-печки, и слышно было, как грызла где-то деловитая мышь.

"Ну, нет,- раздумывал я,- я буду бороться с египетской тьмой ровно столько, сколько судьба продержит меня здесь, в глуши. Сахар-рафинад... Скажите пожалуйста!.."

В мечтаниях, рождавшихся при свете лампы под зеленым колпаком, возник громадный университетский город, а в нем клиника, а в клинике - громадный зал, изразцовый пол, блестящие краны, белые стерильные простыни, ассистент с остроконечной, очень мудрой, седеющей бородкой...

Стук в такие моменты всегда волнует, страшит. Я вздрогнул...

- Кто там, Аксинья? - спросил я, свешиваясь с балюстрады внутренней лестницы (квартира у врача была в двух этажах: вверху - кабинет и спальня, внизу - столовая, еще одна комната - неизвестного назначения и кухня, в которой и помещалась эта Аксинья - кухарка - и муж ее, бессменный сторож больницы).

Загремел тяжелый запор, свет лампочки заходил и закачался внизу, повеяло холодом. Потом Аксинья доложила:

- Да больной приехал...

Я, сказать по правде, обрадовался. Спать мне еще не хотелось, а от мышиной грызни и воспоминаний стало немного тоскливо, одиноко. Притом больной, значит, не женщина, значит, не самое страшное - не роды.

- Ходит он?

- Ходит,- зевая, ответила Аксинья.

- Ну, пусть идет в кабинет.

Лестница долго скрипела. Поднимался кто-то солидный, большого веса человек. Я в это время уже сидел за письменным столом, стараясь, чтобы двадцатичетырехлетняя моя живость не выскакивала по возможности из профессиональной оболочки эскулапа. Правая моя рука лежала на стетоскопе, как на револьвере.

В дверь втиснулась фигура в бараньей шубе, валенках. Шапка находилась в руках у фигуры.

- Чего же это вы, батюшка, так поздно? - солидно спросил я для очистки совести.

- Извините, гражданин доктор,- приятным, мягким басом отозвалась фигура,- метель - чистое горе! Ну, задержались, что поделаешь, уж простите, пожалуйста!

"Вежливый человек",- с удовольствием подумал я. Фигура мне очень понравилась, и даже рыжая густая борода произвела хорошее впечатление. Видимо, борода эта пользовалась некоторым уходом. Владелец ее не только подстригал, но даже и смазывал каким-то веществом, в котором врачу, пробывшему в деревне хотя бы короткий срок, нетрудно угадать постное масло.

- В чем дело? Снимите шубу. Откуда вы?

Шуба легла горой на стул.

- Лихорадка замучила,- ответил больной и скорбно глянул.

- Лихорадка? Ага! Вы из Дульцева?

- Так точно. Мельник.

- Ну, как же она вас мучает? Расскажите!

- Каждый день, как двенадцать часов, голова начинает болеть, потом жар как пойдет... Часа два потреплет и отпустит.

"Готов диагноз",- победно звякнуло у меня в голове.

- А в остальные часы ничего?

- Ноги слабые...

- Ага... Расстегнитесь! Гм... так.

К концу осмотра больной меня очаровал. После бестолковых старушек, испуганных подростков, с ужасом шарахающихся от металлического шпаделя, после этой утренней штуки с белладонной на мельнике отдыхал мой университетский глаз.

Речь мельника была толкова. Кроме того, он оказался грамотным, и даже всякий жест его был пропитан уважением к науке, которую я считаю своей любимой,- к медицине.

- Вот что, голубчик,- говорил я, постукивая по широчайшей теплой груди,- у вас малярия. Перемежающаяся лихорадка... У меня сейчас целая палата свободна. Очень советую ложиться ко мне. Мы вас как следует понаблюдаем. Начну вас лечить порошками, а если не поможет, мы вам впрыскивания сделаем. Добьемся успеха. А? Ложитесь?..

- Покорнейше вас благодарю!- очень вежливо ответил мельник.- Наслышаны об вас. Все довольны. Говорят, так помогаете... И на впрыскивания согласен, лишь бы поправиться.

"Нет, это поистине светлый луч во тьме!" - подумал я и сел писать за стол. Чувство у меня при этом было настолько приятное, будто не посторонний мельник, а родной брат приехал ко мне погостить в больницу.

На одном, бланке я написал:

"Chinini mur. 0,5

D. Т. dos. № 10

S. Мельнику Худову

по 1 порошку в полночь".

И поставил лихую подпись.

А на другом бланке:

"Пелагея Ивановна! Примите во 2-ю палату мельника. У него malaria. Хинин по одному порошку, как полагается, часа за 4 до припадка, значит, в полночь.

Вот вам исключение! Интеллигентный мельник!"

Уже лежа в постели, я получил из рук хмурой и зевающей Аксиньи ответную записку:

"Дорогой доктор! Все исполнила. Пел. Лбова".

И заснул.

...И проснулся.

- Что ты? Что? Что, Аксинья?! - забормотал я.

Аксинья стояла, стыдливо прикрываясь юбкой с белым горошком по темному полю. Стеариновая свеча трепетно освещала ее заспанное и встревоженное лицо.

- Марья сейчас прибежала, Пелагея Иванна велела, чтоб вас сейчас же позвать.

- Что такое?

- Мельник, говорит, во второй палате помирает.

- Что-о?! Помирает? Как это так помирает?!

Босые мои ноги мгновенно ощутили прохладный пол, не попадая в туфли. Я ломал спички и долго тыкал в горелку, пока она не зажглась синеватым огоньком. На часах было ровно шесть.

"Что такое?.. Что такое? Да неужели же не малярия?! Что же с ним такое? Пульс прекрасный..."

Не позже чем через пять минут я, в надетых наизнанку носках, в незастегнутом пиджаке, взъерошенный, в валенках, проскочил через двор, еще совершенно темный, и вбежал во вторую палату.

На раскрытой постели, рядом со скомканной простыней в одном больничном белье сидел мельник. Его освещала маленькая керосиновая лампочка. Рыжая его борода была взъерошена, а глаза мне показались черными и огромными. Он покачивался, как пьяный. С ужасом осматривался, тяжело дышал...

Сиделка Марья, открыв рот, смотрела на его темно-багровое лицо.

Пелагея Ивановна, в криво надетом халате, простоволосая, метнулась навстречу мне.

- Доктор! - воскликнула она хрипловатым голосом.- Клянусь вам, я не виновата! Кто же мог ожидать? Вы же сами черкнули - интеллигентный...

- В чем дело?!

Пелагея Ивановна всплеснула руками и молвила:

- Вообразите, доктор! Он все десять порошков хинину съел сразу! В полночь.

 

Был мутноватый зимний рассвет. Демьян Лукич убирал желудочный зонд. Пахло камфарным маслом. Таз на полу был полон буроватой жидкостью. Мельник лежал истощенный, побледневший, до подбородка укрытый белой простыней. Рыжая борода торчала дыбом. Я, наклонившись, пощупал пульс и убедился, что мельник выскочил благополучно.

- Ну, как? - спросил я.

- Тьма египетская в глазах... О... ох...- слабым басом отозвался мельник.

- У меня тоже! - раздраженно ответил я.

- Ась? - отозвался мельник (слышал он еще плохо).

- Объясни мне только одно, дядя: зачем ты это сделал?! - в ухо погромче крикнул я.

И мрачный и неприязненный бас отозвался:

- Да, думаю, что валандаться с вами по одному порошочку? Сразу принял - и делу конец.

- Это чудовищно! - воскликнул я.

- Анекдот-с! - как бы в язвительном забытьи отозвался фельдшер.

 

"Ну, нет... я буду бороться. Я буду... Я..." И сладкий сон после трудной ночи охватил меня. Потянулась пеленою тьма египетская... и в ней будто бы я... не то с мечом, не то со стетоскопом. Иду... борюсь... В глуши. Но не один. А идет моя рать: Демьян Лукич, Анна Николаевна, Пелагея Иванна. Все в белых халатах, и всё вперед, вперед...

Сон - хорошая штука!..

[Mikey1566846301]

рассказ из "Записок юного врача" Михаила Афанасьевича Булгакова

Камрад! Будь другом! И ещё чего-нить из Гиляровского! :rolleyes: :D

[AURA1566846510]

Камрад! Будь другом! И ещё чего-нить из Гиляровского! :rolleyes: :D

 

Ужо було. Читай ВНИМАТЕЛЬНО :rolleyes:

[Dan Jr]

И ещё чего-нить из Гиляровского!

был недавно на могиле его. проникся.

[AURA1566846510]

А сколько реально получали до революции? В интернете приводятся следующие цифры. Жалование чиновника, не достигшего чина коллежского регистратора составляло 37 рублей и 24 с половиной копейки. В золоте же это - 28,8363989628 грамма в пересчете на метрические меры. Если мы разделим этот вес на золотое содержание нынешнего доллара, то получим сумму 349 долларов 15 центов (по цене золота на май 2006 года).

 

А сколько получал рабочий? Средняя зарплата квалифицированного рабочего-металлиста в первой половине 1914 года составляла в Петербурге 22 рубля 53 копейки - 17,4435244632 граммов в пересчете на золото. Разделим эту сумму на 0,082590281 и получим 211 долларов 20 центов.

 

А сколько тогда стоили продукты? Фунт мяса в 1914 стоил 19 копеек. Русский фунт весил 0,409 512 41 грамма. Значит килограмм, будь он тогда мерой веса, стоил бы 46,39 копеек - 0,359 грамма золота, то есть 4 доллара и 35 центов.

 

Таким образом, рабочий мог купить на свое жалование 48,6 килограммов мяса, если бы, конечно, захотел. Чаще же он не хотел, и мясо рабочие ели лишь по большим праздникам. Дело еще и в том, что у рабочего была семья - жена, которая, как правило, сама не работала, да трое-четверо детей, то есть, семья рабочего состояла в среднем из 5,5 человек. Если мы поделим его зарплату на число членов семьи, то среднедушевой доход составит 38 долларов 40 центов.

 

А сколько же стоило молоко? Бутылка молока объемом 0,61496 или 0,7687 литра стоила 10 копеек. Скорее всего, молочницы наливали молоко и в такие, и в такие бутылки. Поэтому средняя бутылка имела объем 0,69183 литра. Литр молока, таким образом, будет стоить 14,5 копеек или 0,112 г золота. Это составляет 1,36 нынешнего доллара.

 

В начале XX века заработки рабочих в России колебались от 17 (чернорабочие) до 70 (квалифицированные рабочие) рублей в месяц. В 1914 году эти цифры составили 22 и 80 рублей соответственно. По данным, приведенным в учебнике под ред. А. Сахарова, чернорабочий получал только в 2 раза меньше. За дневной заработок слесарь Петербурга мог купить более 5 кг мяса или 22 кг пшеничного хлеба или 15,5 литра водки или 33 литра молока. Другими словами, в Питере и Москве рабочий за месяц (исходя из 10 часового рабочего дня и 22 рабочих дней в месяц) мог купить около 110 кг мяса или более 700 л молока. Для сравнения сообщу, что будучи достаточно высокооплачиваемым работником я могу купить в месяц 200 кг мяса и 1000 л молока. И это в 2007 году. Рабочий, поступив на завод, получал место в общежитии или казарме, семейные же как правило, обеспечивались отдельной комнатой.

 

А вот современникам усе виделось несколько иначе ;)

 

 

Далее цытато...

 

 

Наука и жизнь, 1890, №1.

 

М.Н.Глубоковский

ПРАКТИЧЕСКОЕ НАСТАВЛЕНИЕ РОДИТЕЛЯМ ДЛЯ ВЫДАЧИ ЗАМУЖ ДОЧЕРЕЙ, А НЕВЕСТАМ - ДЛЯ ВЫХОДА ЗАМУЖ

 

 

 

Всем известно, что в настоящее время выдать свою дочь замуж составляет буквально подвиг для родителей, ибо женихи бегают от невест как от огня, предпочитая холостую жизнь. В то же время число несчастных старых дев с каждым годом все более увеличивается, так же как незаконнорожденных и преступлений...

 

В чем причина этого и нельзя ли хоть отчасти помочь горю? Можно, но чтобы лечить болезнь, прежде всего надо поставить точный диагноз. С него и начнем. Я уверен, что не только родители, но и барышни-невесты не без пользы для себя прочтут нижеследующие строки.

 

Предположим, что в Москве проживает семья, состоящая из мужа, жены и только двоих детей (а двое обыкновенно бывают уже через 3 года после брака). Муж - чиновник или приказчик средней руки - получает по 50 рублей в месяц. Это оклад хороший, ибо не особенно давно министр финансов рекомендовал принимать на службу по этому ведомству преимущественно лиц с высшим образованием, а первоначальный оклад что-то около 30 рублей в месяц. Кандидаты на судебные должности до недавнего времени служили подолгу бесплатно и лишь недавно им назначено что-то около 50 рублей в месяц. Столько же получают и больничные врачи. Поэтому не будет преуменьшением, если для лиц без высшего образования жалованье в 50 рублей - хорошее.

 

Теперь вычислим месячный бюджет этой семьи, делая расчет на предметы даже не первой, а первейшей необходимости.

 

Квартиру в 1 1/2 комнатки с кухней дешевле 20 руб. в месяц найти невозможно, да и то где-нибудь поближе или к небесам, или к преисподней, если в центре города, или же - у "черта на куличках".

 

На дрова и уголь для самоваров и глажения белья положить по 5 руб. в месяц не будет преувеличением.

 

На освещение невозможно истратить, в среднем, менее одного пуда керосина в месяц. Возьмем самый плохой сорт в 1 руб. 20 коп.

 

Чаю и сахару в месяц, при самой крайней бережливости, выйдет не менее, как на 3 руб. (считая самую малую порцию).

 

Для обеда, ужина и завтрака на суп (или щи) и жаркое берется по 3 фунта говядины в день, притом низшего сорта, так называемой людской, по 12 коп. фунт, итого в день 36 коп., а в месяц 10 руб. 80 коп. Черного хлеба (о белом и думать нечего) по 3 фунта в день, приправ (картофель, лук, коренья, соль и т. д.; об огурцах, пожалуй, также нечего думать) на 15 коп.; итого на 4 руб. 50 коп. в месяц.

 

Для одного из детей требуется молочная кашка; считая только по 10 коп. в день, получится 3 руб.в месяц.

 

Водовозу 1 рубль в месяц.

 

Мелочные расходы: почтовые марки, бумага и конверты, чернила, перья, карандаши, вакса для чистки сапог, иголки и нитки для зашивания и штопанья, бой посуды и ламповых стекол, спички и т. п. - положим на все 2 руб. в месяц.

 

Теперь прислуга. Ведь муж с утра на службе, не может же жена бежать в лавку и оставить детей одних или сама таскать дрова и воду, чистить сапоги и пр. Но... позвольте, подведем итог предыдущим расходам:

 

Квартира ................... 20 руб. 00 коп.

 

Отопление и уголь .......... 5 руб. 00 коп.

 

Освещение .................. 1 руб. 20 коп.

 

Чай и сахар ............... 3 руб. 00 коп.

 

Говядина ................... 10 руб. 80 коп.

 

Хлеб и приправа ............. 4 руб. 50 коп.

 

Молочная каша ............... 3 руб. 00 коп.

 

За воду ..................... 1 руб. 00 коп.

 

Мелочи ...................... 2 руб. 00 коп.

 

Итого 50 руб. 50 коп.

 

О, ужас! Бюджет уже превзойден! Что делать?

 

Снимаем маленькую комнатку в 15 рублей у съемщицы. Это дает сокращение по квартире в 5 руб., по отоплению - в 5 руб., за воду 1 руб.; говядины будем брать по 2 фунта - сбережение 3 руб. 60 коп., итого сбережений 14 руб. 60 коп. Но при изготовлении пищи дома выйдет керосина больше на 1 руб. 20 коп. Итого сокращение получается в 13 руб. 40 коп. Хозяйкиной кухарке надо дать хоть 1 руб. - итого 12 руб. 40 коп. Месячный бюджет получается в 50 руб. 50 коп. - 12 руб. 40 коп. = 38 руб. 10 коп. При доходе в 50 рублей на все прочие расходы останется по 11 руб. 90 коп. в месяц, причем семья живет в комнате-конуре у съемщицы.

 

Но перейдем к другим необходимым расходам.

 

Стирка белья - необходима. Необходимо мыло, а если хозяйка дозволит доступ в кухню, то за воду и уголья возьмет. Как ни вертеться, а дешевле 2 руб. в месяц стирка не обойдется, итого на прочие расходы останется уже только 9 руб. 90 коп. Конечно, жена уже сама и стирает, и гладит белье, и крахмалит сорочки мужу, а муж сам чистит себе сапоги и платье.

 

Но муж всегда должен быть одет прилично, да жена и дети также не могут ходить в костюме Адама и Евы. Жена все шьет сама для себя и для детей, а мужу уже необходимо покупать готовое белье. Сделаем смету по этой статье расхода.

 

А. Смета для мужа

 

Самая дешевая, но приличная для службы, вице-мундирная пара или простая стоит 25 рублей, не дешевле. Необходима еще хоть одна другая пара, домашняя, в 15 рублей. Полагая смену их только один раз в три года (???), получим ежегодный расход на ремонт в (25+15):3 = 40:3 = =13 1/3 руб. Не будет преувеличением допустить такой же расход на ремонт верхней одежды, шляп, шапок; итого на верхнее и нижнее платье получим около 27 руб. в год расхода.

 

О перчатках не упомянем, но на носовые платки, запонки и галстуки в год вряд ли выйдет менее рубля, итого 27 + 1 = 28 руб.

 

Сапог, в предположении, что муж не будет и мечтать даже о конке (не говоря уже об извозчиках), надо в год две пары по 6 руб. 50 коп. (дешевые сорта) и галош тоже две пары по 2 руб. 25 коп., а всего (6 1/2 +2 1/4)х2=17 руб. 50 коп.

 

Предположим, что жена сама шьет нижнее белье для всей семьи. Все-таки нужны: миткаль, пуговицы, нитки, да и ремонт швейной машины. Положим на все по 3 рубля в 'год, право, немного.

 

В итоге на поддержание в сколько-нибудь сносном виде одеяний мужа мы получаем:

 

Верхнее и нижнее платье..... 27 руб. 00 коп.

 

Запонки, галстуки и проч..... 1 руб. 00 коп.

 

Обувь ...................... 17 руб. 50 коп.

 

Нижнее белье ................ 3 руб. 00 коп.

 

Итого 48 руб. 50 коп.

 

Б. Смета для жены, детей и пр.

 

Выше мы видели, что на все, кроме самых крайне необходимых предметов, из бюджета остается по 9 руб. 90 коп. в месяц, т. е. 9 руб. 90 коп. х 12 = 118 руб. 80 коп. в год. Но для мужа абсолютно необходимы 48 руб. 50 коп. - на семью, следовательно, остается всего 70 руб. 30 коп.

 

Если жена будет одеваться как кухарка, все-таки ей надобны в год хоть три ситцевых платья по 5 руб.; белья, положим, как и мужу, на 3 руб., башмаков и галош, как и мужу, на 17 руб. 50 коп., на ремонт и погашение верхнего платья 15 руб.; на булавки, шпильки, платки и проч. по 2 руб. - итого 15+3+17 руб. 50 коп. + 15 руб. + 2 руб. = 52 руб. 50 коп. Остается 70 руб. 30 коп. - 52 руб. 50 коп. = 17 руб. 80 коп., это на детей и мелочные потребности, вроде ремонта ламп и горелок, щетки, гребни, мыло для умывания и т. д. Легко и без вычисления сказать, что суммы вряд ли достаточно.

 

При этом предполагается, что муж не курит табаку и не выпивает ни рюмки водки, ни бутылки пива в год, что никогда не бывает ни одного гостя, что жена сама бегает в лавочки, оставляя детей без призора, что она сама стирает белье, шьет и ремонтирует свое, мужнино и детское белье и, если муж заспался, чистит ему сапоги и платье, что все это происходит в конуре за 15 руб. в месяц.

 

Ну, а что если случатся родины, крестины, болезнь? Что если детей будет не двое, а четверо? На что хоронить, если один из них помрет? и т. д.

 

Ответ один; полная нищета, хотя бы муж и являлся на службу в вице-мундирчике очень элегантном (ведь теперь общее требование, чтобы служащие, даже из мужиков, были одеты вполне прилично). Нищета и голод вместе - безвыходные, беспросветные, увеличивающиеся с каждым годом, уносящие силы работника семьи... Семейная жизнь, вопреки пословице "с милым рай и в шалаше", превращается в настоящий ад, от коего единственное спасение для мужа - в водке, а семья пусть питается по месяцам одним картофелем...

 

Я здесь взял бюджет в 50 руб. в месяц, но прибавим еще 25 рублей - получится жалованье учителя гимназии, даже с добавочными уроками. Что изменит эта прибавка? Пожалуй, лишь один только переход из комнаты-конуры на 20-рублевую квартирку, не больше, как видно из вышеприведенного бюджета. И впять-таки кухарку нанять будет не на что. Возьмем даже жалованье по 100 руб. в месяц - это даже в Москве считается жалованьем приличным, а в провинции - роскошным.

 

Но я читателям задам задачу: сообразно местным условиям произвести точный расчет по всем вышеуказанным пунктам, чтобы решить бюджетный вопрос о женитьбе. Но добавлю, через 6 лет уже нужно учить ребят, - пусть и это войдет в смету. А ученье ныне очень кусается...

 

Итак, строгие мамаши, не обижайтесь на молодых людей, уклоняющихся от отбывания брачной повинности. Право, они не особенно виноваты, избегая ваших сетей. Они, по большей части лишь инстинктивно, чувствуют то, что здесь я, быть может с чрезвычайною жестокостью и резкостью, высказал не фразами, а неумолимыми цифрами. Не обижайтесь и вы, прекрасные барышни, что эти ужасные цифры, суммирующие современные условия жизни, так неблагоприятны для возвышенной любви. Вы начитались французских романов, в ваших ушах слышатся слова русского поэта и любви:

 

Шепот, легкое дыханье

 

Трели соловья...

 

Но вот прочтите не вымышленную, а обычную сцену, происходящую между намеченным женихом, родителями невесты и ею самой. "Жертву" позвали обедать. Все уже сели за стол.

 

- Что ж это Лили не идет? Опять замечталась за роялью! Вы знаете (обращаясь к жениху), она ужасно любит музыку и иногда целыми днями разыгрывает сонаты Бетховена.

 

(Жениху вспоминаются слова груб. Толстого, и он думает про себя: стало быть, целый день "запузыривает"! Однако!)

 

- Ах, как вчера хорош был Шаляпин в Фаусте, - восклицает Лили, входя и усаживаясь возле жениха.

 

- Мы каждую неделю ездим в театр, - добавляет мамаша.

 

(В амфитеатр для двоих с извозчиками каждая побывка стоит не менее 6 рублей, итого, если съездить только на 20 спектаклей в сезон, то получится расхода 120 рублей, - размышляет жених.)

 

Далее выясняется, что Лили ужасно любит зимой читать французские романы, а летом смотреть на звезды и предаваться возвышенным мечтам (жениха бросает в дрожь); что Лили, - извините, - сегодня одета очень скромно, на ней платье стоит всего только 50 рублей. "Это очень дешево!" (жениха бросает в пот); что Лили - создание не земное, что она настоящий ангел (ну, так и убиралась бы на небо!); что она ужасно любит природу (черт бы ее побрал и с природой-то!) и т. д. и т. д. до велосипеда включительно.

 

Наконец, дается приглашение в ложу, в оперу, на следующий четверг. Жених благодарит, но уходя вытирает платком лицо и твердо решает в четверг послать записку, что в этот день он заболел инфлуэнцией... Мамаша ясно намекнула, что ее дочь и не бесприданница, что за ней 10 000; может, и врет, а может - и правду говорит, да надует, думает жених. Да и что значат эти деньги при таких привычках и требованиях? Надолго ли их хватит? Да еще всю жизнь будет корить, что меня она осчастливила, а я оказался дураком...

 

Вот чем объясняется тот, по-видимому, странный факт, что множество весьма образованных людей женятся почти на безграмотных. Я знавал одного высокоученого профессора, женившегося на своей кухарке. Всякому, конечно, известно множество случаев, когда учителя гимназий, например, женятся на портнихах, модистках и т. д., в то время как барышни, говорящие на двух-трех иностранных языках, или сидят в девках, или стоят за прилавком магазина с 9 час. утра до 8 час. вечера за жалованье по 25 руб. в месяц, или занимаются другими профессиями (телеграфистки, учительницы и т. д.), дающими возможность питаться дешевой колбасой с хлебом, прозябать и... мечтать о женихах.

 

Мамашам и барышням-невестам следует подумать об этом. Уверяю, что если, явясь случайно, жених застанет барышню гладящею белье и всю перепачканную сажей, то это понравится ему гораздо более, чем если бы он застал ее расфуфыренною, напудренною, раздушенною. Если к простоте прибавить скромность и непритязательность, то это будет магнитом для женихов.

 

Конечно, столь учащающиеся случаи женитьбы образованных людей на портнихах и швеях составляют нежелательное явление; конечно, хорошо бы иной раз поговорить с женой о чем-либо и повозвышеннее хозяйства. Но что делать: мы живем не на небе, а на земле.

 

Так рассуждают нынешние женихи.

 

Однако неужели нужно идти против образования женщин? Это было бы более чем прискорбно. Образование для женщины есть превосходное приданое, и мы докажем это здесь цифрами.

 

Предположим, что мать знает языки, музыку и науки в программе гимназии. Очевидно, что она сама может (но будет ли!) учить своих детей, а это стоит очень дорого; сочтем по московской таксе.

 

Учитель или учительница музыки стоит в месяце никак не дешевле 15 руб. - в год 180 руб.

 

Сносного репетитора дешевле 20 рублей в месяц найти нельзя, - в год 240.

 

Для обучения языкам надо взять гувернантку тоже с жалованьем не менее 20 руб., да содержание ее (считая отдельную комнату) будет стоить 25 руб. - итого в месяц 45 руб., а в год 540 руб. Сочтя все вместе, получим 180+240+540 руб. = 960 рублей. Очевидно, что жена, кладя в семью свой труд и знания, кладет капитал около 25 000 рублей.

 

Заработать эту сумму на стороне женщине невозможно: уроки на все сбиты до чрезвычайности, а поступить в гувернантки, очевидно, невозможно, - словом, женский труд имеет наиболее рациональное применение в своей семье; это наилучшее решение женского вопроса, смею уверить в том. Бросаться на сторону нет никакого расчета, ибо в вышеприведенном расчете еще не указано, сколько потеряет хозяйство от отсутствия надзора хозяйки, а это может цениться и обойтись очень дорого.

 

Образованные, но вместе с тем скромные, непритязательные жены, способные после урока музыки и французского языка детям, тем же детям заштопать чулки и выгладить белье, - это почти необычайная редкость. Но ведь секрет в том, чтобы это не было редкостью. Пусть языки сменяет рояль, а затем игла и утюг. Такая барышня всегда найдет и жениха, и время, правда, быть может, и небольшое, для своих идеальных мечтаний, чтобы хоть на некоторое время всплывать вверх тянущего нас вниз болота жизни...

 

***

 

...конец цытаты.

 

И це про тогдашний офисный планктон! :unsure: