Перейти к содержанию

Всем любителям кошек


Дей

Рекомендуемые сообщения

  • Ответов 4 тыс
  • Создана
  • Последний ответ
ощупала за лапы, суставы, живот

разумеется)

хорошо что он спланировал не на бетонную дорожку, а на землю-матушку,

приняла его родимого ))

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

повтрюсь....монго котэ обитаетна помойке, подобрать, подлечить, помыть и БУДЕТ СЧАСТЬЕ!

никто и не спорит, но разве она не прелесть

a069f71d1f45.jpg

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

котята все прелестны

 

 

ага, а потом из них вырастают своенравные монстры :D

 

 

кстати, вопрос по теме: имеется кот, 6ти лет. ссыкун редкостный , немного труслив. Хочу его вывезти на дачу пожить....как думаете, он от разрыва сердца не скончается??? 4 года назад возила к родителям, так там он кидался на всех и пытался зарыться под шкаф :blink:

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

SOLAR, смотря на сколько ты его хочешь вывезти, если на короткий срок, то думаю переезды дом-дача-дом будут болезненны до него. А если там на пол годика, год, почему бы и нет.

 

ага, а потом из них вырастают своенравные монстры :D

это точно, но все равно которых очень любим :D

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А если там на пол годика, год, почему бы и нет.

 

 

ну максимум до сентября...а потом на даче его некому кормить будет.... :)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Муся, окрас АХРЕНЕНСКИЙ!!! ну чиста красный мрамор :rolleyes:

Ребя, берите не пожалеете! Где вы еще такую красотень найдете?

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

vicalex, Фон Леон хорош в том помете. Вот за него б я двадцатку выложила.

Девочка ваша тоже прелестная. Мне вообще питомник понравился: ведется выставочная работа, дети из разных пометов получают титулы, хозяйка следит за их дальнейшей судьбой, видно, что ей небезразличны проданные котята.

А ваще - нравится дак берите. Только после второй вакцинации. Уверена - если Вы залог за неё внесет, хозяйке никакого труда не составит её выдержать в родительском доме положенное время.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Уверена - если Вы залог за неё внесет, хозяйке никакого труда не составит её выдержать в родительском доме положенное время.

спасибо за ваше мнение.

залог уже внесён и достаточно давно, и вообще все малыши уже давно под залогом в этом помёте.

я так понимаю, проблема в том, что у них в начале августа другая кошка окотится и соответственно держать такое количество маленьких и не очень маленьких животных несколько проблематично.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

я так понимаю, проблема в том, что у них в начале августа другая кошка окотится и соответственно держать такое количество маленьких и не очень маленьких животных несколько проблематично.

10-12 котят (два помета) - это не много. В монопитомниках это нормально.

Комната там все поди не одна, так?

За что по-вашему деньги берут? За хлопоты - в том числе. За дОлжный уход, за неудобства совместного проживания, за доброкачественность воспитания и проч. Это их, питомникова, работа.

Вот пусть и работают.

Но.

Если они бы мне так жестко ставили условия - забираете не дожидаясь ревакцинации - я бы подумала, что на меня оказывается давление и к чертовой матери отказалась бы от котенка и деньги бы забрала. Просто из вредности. Мало что ли питомников в Мск, оспидя.... :lol:

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кросавчег,

 

возьми рыжего котега на фото выше!

от курильского бобтейла отличается только наличием полноценного хвоста)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кошки, — заявил Джефсон, когда мы с ним как-то поутру уселись в лодке обсуждать сюжет нашего романа, — кошки — вот кого я уважаю.

 

Раскрывающийся текст
Среди всего населения земли только у кошек да у еретиков есть настоящая совесть. Попробуй последить за кошкой, когда она занята одной из своих гнусных проделок (если она от тебя в этот момент не улизнет): сразу бросается в глаза, как она озабочена тем, чтобы ее не застигли на месте преступления; а попадется — вмиг сделает вид, что совершенно ни при чем, что у нее и в мыслях ничего дурного не было, то есть, вообще-то говоря, кое-что она, конечно, думала предпринять, но совершенно в другом роде. Порой приходишь к выводу, что у кошек есть даже душа.

Как раз сегодня утром я наблюдал за твоей рыжей пятнашкой. Она ползла по крыше каюты позади ящиков с цветами, подкрадываясь к дрозденку, сидевшему на связке каната. Глаза ее горели плотоядным огнем, каждое движение ловкого тела изобличало убийцу. Когда она уже пригнулась для прыжка, судьба, вопреки обыкновению, вдруг пощадила слабого и привлекла внимание рыжей ко мне — тут она впервые меня заметила. Эта произвело на нее такое же впечатление, как на библейского преступника — небесное знамение. Миг — и она переродилась. Кровожадная хищница, рыщущая в поисках жертвы, исчезла. На ее месте сидел длиннохвостый пушистый ангел, обратив в небеса свой взор, который на треть выражал невинность, а на две трети — восторг по поводу прелестной природы. Мне захотелось узнать, что делала киска. Да разве я не видел — она играла комком земли! Неужели я настолько скверного о ней мнения, что мог подумать, будто она собиралась умертвить эту милую пташку — храни ее бог!

А вот, смотрите, видавший виды кот крадется ранним утром домой. Ночь он провел на крыше, о которой идет худая слава. До чего же ему не хочется привлекать к себе внимание!

— Ай-яй-яй, — едва слышно бормочет он, — подумать только, что так поздно! Как летит время в веселой компании! Хоть бы никого из знакомых не встретить, — очень неприятно, что уже рассвело!

Неподалеку он замечает полицейского и сразу останавливается под покровом тени.

«Ну, что ему надо, и вдобавок около самой нашей двери? — думает кот. — Ведь не войдешь, пока он тут околачивается. Он наверняка меня узнает; а такие, как он, всегда не прочь посплетничать со служанками».

Кот прячется за столбом и выжидает, время от времени осторожно выглядывая из-за укрытия. Однако полицейский, по-видимому, обосновался прочно и надолго, и кот теряет терпение.

— Вот бестолочь! — ворчит он возмущенно. — Умер он, что ли? Почему он не проходит, сам же вечно велит всем проходить! Безмозглый осел!

В этот момент слышится далекий возглас: «Молоко!» — и кот мечется в тревоге.

— Дьявольщина, вот проклятье! Весь дом будет на ногах, пока я доберусь до кухни! Ну, что же, ничего не поделаешь. Рискну.

Он внимательно оглядывает себя и на секунду приостанавливается.

«Недурно бы почиститься и пригладиться, — размышляет он, — эти люди всегда рады придраться и невесть что вообразить».

— Эх, была не была, — добавляет он, встряхиваясь, — другого выхода нет, вручу свою судьбу провидению, оно меня всю жизнь выручало. Вперед!

Кот принимает скорбный вид и застенчиво, скромными шажками трусит к дому. Нет сомнения, ему хочется изобразить дело так, будто он ночь напролет трудился по поручению Общества по надзору за нравственностью, а теперь возвращается домой, и сердце у него надрывается от ужасов, которые ему довелось наблюдать.

Никем не замеченный он влезает в окно и только-только успевает наспех прилизать шерсть, как на лестнице слышатся шаги кухарки. Когда она входит в кухню, кот спит крепким сном, свернувшись на половике около очага. От шума открываемых ставней кот пробуждается. Он встает и, позевывая и потягиваясь, выходит на середину кухни.

— Как, уже утро? — сонно мурлычет он. — Ох-хо-хо! Ну, и славно же я выспался, кухарка, и сон видел чудесный про бедную мою маму.

Кошки! Так ты их называешь? Нет, они поистине христиане, только ног у них не две, а четыре.

— Конечно, — сказал я, — кошки удивительно изворотливый народ, но похожими на человека их делают не только моральные и религиозные убеждения. Есть у них еще одно дивное качество, достойное самого человека: это уменье наилучшим образом устроить свои делишки. У одних моих друзей был большой черный кот, теперь он тоже временами у них гостит. Мои друзья вырастили его из котенка, по-своему привязались к нему, хотя внешне своих чувств особенно не проявляли, и, конечно, особой любви во взаимоотношениях кота и хозяев не замечалось.

Однажды по соседству появилась пушистая дымчатая кошка, питомица некоей старой девы; на кошачьей вечеринке под садовой стеной состоялась встреча.

— Как у вас с жильем? — спросила дымчатая.

— О, вполне прилично.

— Хозяева — симпатичные люди?

— Да, ничего, как и все люди.

— Хорошо относятся? Заботятся и все такое прочее?

— Да, о да! Пока не жалуюсь.

— А какой провиант?

— Как обычно, знаете ли, кости, объедки, а иногда для разнообразия собачьи сухари.

— Кости и собачьи сухари! Уж не хотите ли вы сказать, что едите кости?

— Конечно, когда дают. А почему бы и нет?

— О, дух египетской Изиды, кости и собачьи сухари! Неужели вам никогда не дают парных цыплят, сардины или котлетки из молодого барашка?

— Цыплята! Сардины! О чем вы говорите? Что такое сардины?

— Что такое сардины! О дитя мое (она была светской кошкой и поэтому всегда так величала друзей — джентльменов чуть постарше себя), дитя мое, эти ваши люди просто постыдно с вами обращаются. Давайте присядем и потолкуем. На чем вас укладывают спать?

— На полу.

— Так я и думала. И, конечно, дают пить воду и снятое молоко?

— М-да, молоко действительно жидковато.

— Воображаю, какой кошмар! Мой милый, вы должны немедленно покинуть ваших хозяев.

— Но куда мне идти?

— Куда угодно.

— Но кто меня возьмет?

— Кто угодно, только нужно умело взяться. Как вы полагаете, сколько раз я меняла своих хозяев? Семь раз! И каждый раз устраиваюсь все удачнее. А знаете ли вы, где я родилась? В свином хлеву. Нас было трое: мама, я и маленький братец. По вечерам мама оставляла нас одних, а приходила обычно уже на рассвете. Как-то утром она не пришла. Мы ждали долго, а ее все не, было. Очень хотелось есть. Потом мы с братом улеглись рядышком, поплакали и уснули.

Вечером выглянули в щелку — видим, мама возвращается через поле. Ползла она очень медленно, всем телом припадая к земле. Мы ее окликнули, она тихо ответила «уррр», а шагу почему-то не прибавила.

Она вползла и повалилась на бок, мы со всех ног бросились к ней, потому что просто умирали от голода. Долго сосали, а мама все время нас облизывала.

Так я и заснула около нее, а ночью проснулась от холода. Прижалась к ней покрепче — стало еще холоднее, она вся была мокрая и липкая, в какой-то темной жидкости, вытекавшей из бока. Я тогда не понимала, что это такое, потом пришлось узнать.

Случилось это, когда мне едва исполнилось четыре недели. С тех пор я сама забочусь о себе: так уж повелось в этом мире, дитя мое. Сначала мы с братом по-старому жили в хлеву и кое-как перебивались. Суровое это было время: два крошечных существа боролись за свою жизнь; но мы все-таки выдержали. Спустя месяца три я как-то забрела дальше, чем обычно, и вот вижу: посреди поля стоит домик. Заглянула через открытую дверь — изнутри веяло теплом и уютом, и я вошла — нервы у меня всегда были крепкие. Около очага играли дети, они чудесно меня приняли, обогрели и приласкали. Я никогда ничего подобного не испытывала — и осталась. В те времена я думала, что живу по меньшей мере во дворце.

Возможно, я и по сей день не изменила бы этого мнения, не загляни я как-то случайно во время прогулки по деревне в комнатку позади лавки. Пол там был покрыт ковром, а возле камина лежал половичок. Я и не представляла, что на свете бывает такая роскошь. Тогда я вознамерилась сделать эту лавку своим домом — и добилась этого.

— Каким образом? — спросил черный кот, заинтересовавшись.

— Это делается просто: входишь и садишься. Дитя мое, смелость — вот магическое «Сезам, откройся» для любой двери. Если кошка трудится, не жалея сил, она погибает от голода, если у кошки светлая голова, ее сбрасывают с лестницы, как дуру, если кошка отличается самым порядочным поведением, ее топят, как мерзавку, но зато смелая кошка, спит на бархатной подушечке и к обеду получает сливки и конину. Вот так и я — решительно вошла и потерлась о ноги старичка хозяина. Он и его супруга до глубины души были тронуты моей «доверчивостью», как они выразились, и с восторгом меня приютили. По вечерам я выходила на прогулку в поле и нередко слышала, как меня звали дети из маленького домика. Разыскивали они меня несколько недель подряд, а самый младший так и засыпал в слезах при мысли, что меня, может, и в живых нет: очень эти ребятки меня любили.

Со своими друзьями лавочниками я делила кров почти целый год, а потом перешла на жительство к поселившимся неподалеку другим людям, — вот у кого была действительно отличная повариха. Тут мне было хорошо, но, к несчастью, дела хозяев пришли в упадок, они лишились и большого дома и поварихи и перебрались в квартиру подешевле, ну, а мне смысла не было прозябать.

Пришлось подыскивать новенькое местечко. Неподалеку жил странный старик. Говорили, будто он богат, но, несмотря на это, его не любили. Он как-то отличался от других людей. Дня два-три я все прикидывала, как поступить, и, наконец, решила попытать счастья у старика. Может быть, от одиночества он мною заинтересуется, а нет, так и уйти недолго.

Я оказалась права. «Жаба» — прозвище ему было дано деревенскими мальчишками — баловал меня, как никто. Нынешняя моя хозяюшка также немало вокруг меня выплясывала, но у нее все-таки есть и другие интересы в жизни, а Жаба никого, кроме меня, не любил, даже самого себя. Он сначала просто глазам своим не поверил, когда я прыгнула к нему на колени и потерлась об его безобразное лицо.

— Кошечка, — сказал он, — да знаешь ли ты, что никто никогда не приходит ко мне по собственному желанию, ты первая. — И на его маленьких красных глазках выступили слезы.

С Жабой я прожила два года и была счастлива. Потом он слег, появились какие-то незнакомые люди, до меня никому не было дела. Жаба любил, чтобы я ложилась около него на постель, и он тогда поглаживал меня длинными, высохшими пальцами. Вначале я часто выполняла его прихоть. Но вы сами понимаете, с больным не очень-то весело, да и воздух в комнате нездоровый; приняв все это во внимание, я пришла к выводу, что пора двигаться дальше.

Сбежать было не так просто. Жабе все время хотелось, чтобы я была рядом, и меня без конца тащили к нему, потому что ему от этого будто бы делалось легче. Наконец мне все-таки удалось вырваться, и, оказавшись за дверью, я уж постаралась увеличить расстояние между собой и домом, чтобы обезопасить себя, потому что Жаба, конечно, пока жив, не успокоится и не откажется от надежды залучить меня обратно.

Встал вопрос, куда идти. Мне предложили на выбор два или три дома, но ни один из них меня полностью не устраивал. В одном доме, где я остановилась на денек для пробы, оказалась собака; в другом — мне бы там очень подошло — оказался младенец. Смотрите, никогда не селитесь в доме, где есть младенец. Ребенку постарше можно дать сдачи, если он потянет вас за хвост или наденет бумажный мешок на голову, и никто за это не осудит. «Так тебе и надо, — скажут ревущему сорванцу, — нечего дразнить несчастное существо». Но попробуйте сопротивляться, если вас ухватит за горло младенчик и примется выковыривать вам деревянной ложкой глаза, — и бессердечным животным обзовут и загоняют по всему саду. Нет, у меня правило: там, где живет младенец, не живу я.

Я испробовала три или четыре семьи и в конце концов обосновалась у одного банкира. С практической точки зрения были предложения и более выгодные. Например, я могла устроиться в трактире, где совершенно не ограничивают в еде и черный ход открыт всю ночь. Но у банкира (он был еще и церковным старостой, а его жена снисходила до улыбки только на шутки епископа) дом был солидный и респектабельный, и я чувствовала, что такая атмосфера окажет благотворное влияние на мою нервную систему. Дитя мое, вам могут встретиться циники, которые издеваются над респектабельностью, не слушайте их. Респектабельность сама по себе вознаградит вас — и это будет настоящее, ощутимое вознаграждение. Может быть, она не выразится в тонких блюдах и в мягких постелях, но она даст вам нечто лучшее, основательное. У вас всегда будет сознание, что вы в отличие от прочих смертных живете правильно, идете верным путем и к верной цели, насколько это зависит от нашей изобретательности. Не позволяйте настраивать себя против респектабельности. Я твердо верю, что она приносит самое большое удовлетворение в жизни, и притом обходится очень дешево.

Около трех лет провела я в этом семействе, и когда пришлось расстаться, была искренне огорчена. Я бы и не ушла от них, но однажды в банке что-то произошло, и банкир вынужден был срочно отбыть в Испанию, после чего пребывание в доме стало просто невыносимым. Какие-то возмутительные люди шумели, ломились в дверь, скандалили в прихожей, а по ночам в окна швыряли кирпичи.

Я тогда была в интересном положении, и вся эта неурядица сильно влияла на состояние моего здоровья. Поэтому, распростившись с городом, я вернулась на лоно природы и поселилась в семействе графа.

Хозяева мои вращались в великосветском обществе, но я бы предпочла, чтобы они были попроще. Ведь я так привязчива и обожаю, когда окружающие носят меня на руках. А мои аристократы хоть и относились ко мне неплохо, но держались на расстоянии и уделяли мне мало внимания. Скоро мне надоело расточать любезности людям, которые этого не ценят и не отвечают взаимностью.

От них я перешла к торговцу картофелем, удалившемуся от дел. С точки зрения социальной я опустилась рангом ниже, но зато меня ждали удобства и понимание. Семья была как будто исключительно приятной, и как будто я им чрезвычайно пришлась во вкусу. Я говорю «как будто», потому что из дальнейших событий стало ясно, что это далеко не так. Шесть месяцев спустя они уехали, бросив меня на произвол судьбы. Они даже не поинтересовались, не имею ли я желания ехать с ними. Им и в голову не пришло подумать о моем благополучии. Очевидно, им было все равно, что со мной станется. Никогда не ожидала я встретить такой эгоизм, такое наплевательское отношение к старой дружбе. Всякая вера в человеческую порядочность — и так не слишком прочная — у меня теперь поколеблена.

Теперь уж я никому не позволю обмануть меня. Мою нынешнюю хозяйку рекомендовал мне один приятель, который не так давно жил у нее. Он считал ее превосходной кошатницей. Ушел он только из-за ее требования, чтобы в десять часов вечера он был дома, а это шло вразрез с его планами. Мне же все равно, я не очень-то жалую эти полуночные ассамблеи; которые почему-то пользуются у нас таким успехом. Набегает столько котов и кошек, что не получаешь никакого удовольствия, и рано или поздно непременно появляется какой-нибудь хулиган. Итак, я предложила свои услуги хозяйке, она с благодарностью согласилась. Только не по душе она мне, да и едва ли я ее когда-нибудь полюблю. Глупа старушка, надоедлива. Правда, она очень привязана ко мне, и если ничего особенно привлекательного не подвернется, я, пожалуй, у нее останусь.

Такова, мой милый, история моей жизни вплоть до сего дня. Я рассказала вам все это, чтобы показать, насколько легко, как это говорится, «втереться в дом». Выберите дом по душе и жалобно помяукайте у черного хода. Откроют дверь — быстрей вбегайте и тритесь о первую попавшуюся ногу. Тритесь покрепче и доверчиво заглядывайте в глаза. Я приметила, ничто на людей так не действует, как доверчивость. Она им нравится, потому что это для них редкость. Всегда старайтесь смотреть доверчиво. Но на всякий случай приготовьтесь и к неожиданностям. Если вы сомневаетесь в хорошем приеме, предварительно слегка вымокните. Как это ни странно, но люди предпочитают мокрую кошку сухой; почему-то всегда получается, что мокрую кошку впустят и пригреют, а сухую норовят окатить из шланга. Да, еще не забудьте: если вам предложат черствую корку хлеба, постарайтесь, если сможете, ее съесть. У человека всегда все внутри переворачивается при виде кошки, глодающей сухую корочку.

Черному коту, принадлежащему моим друзьям, пришлись по душе мудрые советы приятельницы. По соседству поселилась бескошатная супружеская пара. Кот решил ими заняться. В первый же дождливый день он отправился в поле и просидел там битых четыре часа. Вечером, промокнув до костей и наголодавшись, он пришел к намеченной двери и замяукал. Одна из горничных открыла дверь, он шмыгнул ей под юбки и потерся об ее ноги. Горничная взвизгнула, сверху прибежали узнать в чем дело хозяин и хозяйка.

— Это бездомный кот, мэм, — сказала девушка.

— Немедленно вон, — сказал хозяин.

— О нет, не надо, умоляю, — сказала хозяйка.

— Бедняжка, он весь мокрый, — сказала горничная.

— Наверное, голодный, — сказала кухарка.

— Посмотрим, дайте-ка ему сухого хлеба, — съязвил хозяин; он писал для газет и вообразил, что знает все на свете.

Дали черствую корку. Кот жадно проглотил ее и с благодарностью потерся о светлые брюки хозяина.

Тут хозяин устыдился самого себя, а также своих брюк.

— Ну что ж, пусть живет, если хочет, — сказал он.

Кота устроили с комфортом, и он остался.

Тем временем его законные хозяева перевернули все вверх дном. Пока кот был с ними, его не замечали, но когда он исчез, все принялись горевать безутешно. Кота не стало, и вдруг оказалось, что именно он был тем единственным существом, который придавал дому уют. Вокруг происшествия сгущались темные тучи подозрений. Сначала исчезновение кота считали тайное, затем тайна начала принимать зловещие очертания преступления. Жена открыто обвиняла мужа в том, что он никогда не любил бедное животное — уж теперь-то он мог бы вместе с садовником поведать правду о последних минутах несчастной жертвы. Супруг отвергал обвинение с таким жаром, что первоначальное подозрение укрепилось еще больше.

Притащили бульдога и с пристрастием обследовали. Бульдогу повезло, ибо за последние два дня на его счету не было ни одной драки. Если бы на нем нашли хоть малейшие следы свежей крови, бедняге несдобровать бы.

Больше всех пострадал младший сын. За три недели до происшествия он нарядил кота в платьице и возил в коляске по всему саду. Мальчик уже успел позабыть о случившемся, но правосудие, правда с запозданием, все же настигло его. Провинность внезапно вспомнили, когда чувство скорби о потерянном любимце достигло предела, и поэтому все сразу же почувствовали облегчение, как только мальчишке надрали уши и услали без промедления в постель.

По прошествии двух недель кот обнаружил, что в жизни его существенных улучшении не наступило, и вернулся к старым хозяевам. Те вначале не могли прийти в себя от изумления и долго не могли уразуметь, кот ли это вернулся, или его дух явился к ним для утешения. Когда он у них на глазах проглотил полфунта сырого мяса, они, наконец, поняли, что кот материален; тут все стали подхватывать его на руки и прижимать к сердцу. Обкармливали его и всячески ублажали в течение целой недели. Затем страсти улеглись, кот опять занял в доме прежнее положение, обиделся и пошел к соседям.

Соседи за это время успели без кота соскучиться, поэтому они встретили его возвращение взрывом великой радости. Это навело его на счастливую мысль. Нужно было стравить оба семейства, что он и сделал. Он по очереди проводил по полмесяца то в одной, то в другой семье и жил припеваючи. Дом, куда он возвращался, ликовал, все пуще прежнего старались склонить его на постоянное жительство. Внимательно изучались его капризы, любимые блюда всегда держались наготове.

В конце концов выплыло наружу, в каком направлении он пропадал, и у забора разразилась страшная ссора. Мой приятель обвинил журналиста в переманивании кота. Журналист возразил, что несчастное создание прибежало к его двери вымокшее до костей и полумертвое от голода, и добавил, что некоторым должно быть стыдно: держат в доме животное и до такой степени бездушно к нему относятся. Ссоры из-за кота происходят в среднем дважды в неделю. В ближайшее время, очевидно, дело дойдет до рукопашной.

Мой рассказ поразил Джефсона. Он сидел задумчивый и притихший. Я спросил, не рассказать ли ему еще что-нибудь, и, поскольку возражений не последовало, я продолжал (не поручусь, что он не спал, но в тот момент подобная мысль как-то не пришла мне в голову).

Я рассказал о бабушкиной кошке, которая, прожив безгрешно одиннадцать лет и взрастив семью примерно из шестидесяти шести персон, не считая тех, кто умер в детстве и в бадье с водой, вдруг на старости лет спилась и в нетрезвом виде погибла (какая ирония судьбы!) под колесами телеги пивовара. Как-то я прочел в брошюре, где говорилось о пользе умеренности в употреблении спиртных напитков, что ни одно бессловесное животное ни за что не возьмет в рот и капли алкоголя. Мой вам совет: если вы хотите, чтобы эти животные не сбились с пути истинного, уберите их лучше подальше от алкоголя. Был один пони… Но при чем здесь пони? Ведь мы толкуем о кошке моей бабушки.

Причиной ее падения послужил кран от пивной бочки — он протекал. Под кран ставили блюдечко, куда капало пиво. И вот однажды кошке захотелось пить; не найдя ничего более подходящего для утоления жажды, она лизнула чуточку из блюдца — ей понравилось, она лизнула еще, ушла на полчасика, вернулась и прикончила остатки. Потом уселась рядом и стала ждать, пока блюдце опять наполнится.

С того дня вплоть до самой своей кончины она, кажется, ни разу не была вполне трезвой. Дни она просиживала на кухне, в пьяном оцепенении уставившись на огонь. Ночи она проводила в подвале с пивом.

Бабушка была озадачена и даже расстроилась не на шутку. Она вывела из употребления бочку и завела вместо нее бутылки. Кошка, обреченная, таким образом, на вынужденную трезвенность, полтора дня бродила по дому как неприкаянная, пребывая в печальном и сварливом настроении. Затем она исчезла и вернулась к одиннадцати часам вечера пьяная в стельку.

Нам так и не удалось узнать, где она побывала и как она умудрилась напиться; но с тех пор каждый день у нее была одна и та же программа действий. Утром она изобретала способ ускользнуть от нашего бдительного надзора, а поздно вечером, шатаясь, брела домой в таком виде, что мне не хочется пачкать бумагу его описанием.

Ужасный конец, о котором я уже упоминал, наступил вечером в субботу. Она, вероятно, была пьяна не на шутку, потому что, как рассказывал пивовар, поскольку уже стемнело, да и лошади еле волочили ноги от усталости, телега двигалась вперед со скоростью, только слегка превышающей скорость улитки.

Мне думается, что бабушка не только не опечалилась, а скорее, наоборот, почувствовала облегчение. Когда-то она очень любила свою кошку, но ее поведение за последнее время охладило бабушкины чувства. Мы, дети, устроили похороны в саду под шелковицей, бабушка же сказала, чтобы мы не смели класть никакого надгробного камня и даже холмика насыпать не разрешила. Вот так и лежит наша кошка в могиле безо всякого почета, как настоящая пьянчуга.

Потом я рассказал Джефсону про другую кошку, которая тоже жила у нас в доме. Это была самая образцовая мать из всех матерей, каких я знавал. Без семьи она не была счастлива. Насколько я помню, у нее всегда было семейство в той или иной стадии роста. Ей было все равно, что из себя представляла ее семья. Не была котят — в таком случае ее вполне устраивали щенки или крысята. По душе ей было все, что можно было вымыть и накормить. Если бы доверить ей цыплят, вероятно она и их бы успешно вырастила.

Все интересы этой кошки ограничивались материнством, на большее ее не хватало. Она не различала своих и чужих детей. В ее глазах всякое юное существо было котенком. Однажды мы подсунули в ее потомство щенка спаниеля. Никогда не забуду ее изумления, когда она впервые услышала лай. Надавав ему пощечин, она уселась, поглядывая на провинившегося с выражением такого горестного негодования, что, честное слово, за сердце брало.

— Так-то ты намерен стать гордостью своей матери, — говорил ее вид. — Очень милое утешение в старости — смотреть на безобразие, какое ты учинил. А уши-то, уши шлепают по всей физиономии. Представить не могу, где только ты набираешься подобных манер.

Песик был очень славный. Он и мяукать старался, и умываться лапой, и пробовал не вилять хвостом, но все его добрые намерения были тщетными. Трудно сказать, что представляло собой более грустную картину: щенок, силившийся стать благовоспитанным котенком, или его приемная мать, скорбевшая по поводу того, что ребенок оказался настолько невосприимчивым.

Как-то раз дали мы ей на воспитание бельчонка. В это время у нее была собственная семья, но она с восторгом усыновила новичка, решив, что появился еще одни котенок, хотя никак не могла сообразить, как это она проглядела его с самого начала. Вскоре бельчонок стал ее любимцем. Она восхищалась цветом его шерсти, а хвост сына был ее материнской гордостью. Беспокоило только, что хвост постоянно торчал дыбом у него над головой. По полчаса приходилось придерживать его лапой и прилизывать вниз, чтобы он улегся, как положено. Но стоило снять лапу — хвост опять задирался кверху. Я не раз слышал, как она при этом плакала от досады.

Как-то заглянула в гости соседняя кошка, и разговор сразу же перешел на бельчонка.

— Прекрасный оттенок, — отметила приятельница, критически взглянув на предполагаемого котенка, который сидел на задних лапках и расчесывал свои усики; из всех приятных вещей, которые говорят в таких случаях, она могла от чистого сердца сказать только это.

— Да, цвет у него прелестный, — горделиво воскликнула наша кошка.

— Мне не очень нравятся его ноги, — заявила приятельница.

— Вы правы, — задумчиво сказала мать. — Ножки — это его слабое место. Я сама замечаю, что ноги у него нехороши.

— Возможно, они еще пополнеют, — доброжелательно добавила приятельница.

— Ах, конечно, я тоже надеюсь! — К матери вернулось радужное настроение, которое она на мгновение утратила. — Конечно, с возрастом они станут у него нормальными. А на хвост его посмотрите. Скажите, видели вы когда-нибудь котенка с более очаровательным хвостом?

— Да, прекрасный хвост, — согласилась вторая, — только почему вы ставите его торчком поверх головы?

— Я тут ни при чем, он сам лезет вверх. Не могу понять, в чем дело. Вероятно, постепенно это пройдет, и он примет правильное положение.

— Ужасно, если он так и останется, — заметила приятельница.

— Нет, я уверена, все будет в порядке, следует только прилизывать его почаще. Такие хвосты нужно долго и очень тщательно прилизывать.

Соседка ушла, и мамаша несколько часов подряд приводила хвост в порядок; потом, когда она, наконец, сняла лапу, — хвост, подобно стальной пружине, опять взмыл над головой бельчонка; тогда она загрустила и взглянула на сына с чувством, понятным лишь тем из моих читательниц, которые сами побывали в роли матери.

«За что, — казалось, говорила она, — за что на меня свалилось такое горе?»

Как только я кончил свое повествование, Джефсон встрепенулся.

— Видно, ты и твои друзья не испытывали недостатка в самых выдающихся кошках, — заметил он.

— Представь себе, — сказал я, — нашему семейству исключительно везло с кошками.

— Поистине, исключительно, — согласился Джефсон, — такие удивительные кошачьи истории, какими ты то и дело меня потчуешь, я слышал только от тебя да еще от одного человека.

— Ого, — в моем голосе, кажется, появилась ревнивая нотка, — кто это такой?

— Один моряк, — сказал Джефсон. — Познакомились мы в трамвае по дороге в Хэмпстед и мало-помалу разговорились про умственные способности животных.

— Так вот, сэр, — сказал он, — конечно, у мартышек есть смекалка. Я видал таких, что заткнут за пояс некоторых олухов, с какими я ходил в плаванье, да и про слонов тоже можно сказать, что они хорошо соображают, если только верить всему, что про них рассказывают. А я наслушался про них разных небылиц!

Ну, слов нет, у собак тоже есть голова на плечах, да я и не говорю, что они безголовые. Но одно я вам скажу: если потребуется честно, хладнокровно поразмыслить, безо всяких там вывертов, — подайте мне кошку. Тут ведь дело в чем, сэр: собака — она невесть как высоко ставит человека, воображает, что умнее в мире никого нет, вот ведь как она думает; и, не жалея сил, старается всех об этом оповестить. Так что ничего удивительного, что для нас собака самый разумный зверь. А кошка — у нее особое мнение о человеке. Она много слов не тратит, но и без того ясно, что у нее на уме, остального и слушать не захочется. Вот нам и кажется, что у кошки нет соображения. Настроились против кошек, так и пошли по неверному курсу. Признайтесь по совести, ведь нет той кошки, которая не сумела бы забежать с подветренной стороны и удрать от собаки. Вы видели когда-нибудь, как собака рвется с цепи, чтобы разодрать в клочья кошку, а та преспокойно сидит себе в трех четвертях дюйма и умывается? Наверняка видали. Ну, так у кого из этих двух больше сметки? Кошка знает, что стальная цепь не растягивается. А собаке-то, кажется, уж сам черт велел знать про цепочки в сто раз больше кошек, и все-таки она уверена — стоит погромче полаять, цепочка-то и вытянется.

Вам небось на раз приходилось по ночам беситься из-за кошачьих концертов, выскакивать из постели, распахивать окно и орать на этих негодяев не своим голосом? Вопли вы издаете такие, что и у мертвецов пошли бы мурашки, и руками размахиваете как на сцене. А они? Хоть на дюйм они при этом сдвинутся? Как бы не так. Они только обернутся и посмотрят на вас. «Повопи, повопи, дружок, скажут, приятно слышать: чем громче, тем веселее». Что делать? Тогда вы хватаете щетку, или башмак, или подсвечник я делаете вид, что сейчас в них запустите. Они видят, что вы приготовились, видят предмет в вашей руке, но не трогаются с места ни на крошку. Они соображают, что бы не намерены швырять ценные вещи за окно с риском или совсем их потерять, или испортить. У них у самих хватает ума, и нам они отдают должное, считая, что и у нас в головах кое-что есть. Не верите — в следующий раз попробуйте, покажите кошке кусок угля или половину кирпича — такое, что, по ее мнению, не жаль выбросить. Не успеешь замахнуться, как кошки и след простыл.

А что касается знания жизни, то собаки по сравнению с кошками просто грудные младенцы. Вам не приходилось болтать по пустякам при кошке?

Я ответил, что кошки часто присутствовали, когда я рассказывал всякую всячину, но я как-то до сих пор не обращал особого внимания на их поведение.

— При случае попробуйте, сэр, — сказал мой собеседник, — не пожалеете. Если при кошке рассказать какую-нибудь историю и она выслушает все от начала до конца и не выразит никаких признаков неудовольствия, то потом эту историю можно спокойно рассказывать самому верховному судье Великобритании.

— У меня есть один приятель, — продолжал он, — Вильям Кули. Мы его прозвали «Правдивый Билл». Он ничем не хуже любого матроса, какой ходил по шканцам, но когда он начинает плести свои басни, то я бы вам не советовал на него полагаться. Так вот у этого Билла есть собака, и я видал, как он при ней нес такую несуразицу, что кошка вылезла бы из шкуры от негодования, а собака ничего, верила. Однажды вечером мы с Биллом сидели у его девчонки, и он нас накормил такой историей, что по сравнению с ней солонина, дважды побывавшая в плаванье, покажется парным цыпленком. Я смотрел, что будет с собакой. Она от начала до конца все прослушала, не сморгнув, только уши навострила. То и дело она оглядывалась с выражением удивления или восторга, будто хотела сказать: «Удивительно, правда?», «Подумать только!», «Да неужели?», «Ну, это уж совсем из ряда вон!» Это была дура, а не собака, ей можно было рассказывать все, что угодно.

Меня возмущало, что Билл держит зверя, который только поощряет его, поэтому, когда он окончил, я сказал:

— Как-нибудь вечерком загляни ко мне, расскажешь эту историю еще разок.

— Зачем? — спросил Билл.

— Просто мне взбрело в голову, — ответил я. Я хотел, чтобы его послушала моя старая кошка. Но этого я ему не открыл.

— Ладно, — сказал Билл, — ты мне только напомни. — Билл любил поболтать языком, хлебом его не корми.

Денька два спустя он пришвартовывается к моей каюте, и я ему напоминаю о его обещании. С места в карьер он начинает. Нас было человек шесть, все расселись вокруг него, а моя кошка сидела у огня и наводила красоту. Только он вошел во вкус, как она перестала умываться и посмотрела на меня озадаченно, точно хотела сказать: «Что здесь происходит? Проповедь?» Я дал ей знак помалкивать, и Билл поплыл дальше со своей историей. Как только он дошел до акул, она медленно обернулась и взглянула на него. Выражение ее морды было такое, скажу я вам, что даже уличный разносчик устыдился бы. Такое человеческое выражение, что, честное слово, я на момент даже забыл, что бедняга не умеет говорить. Казалось, с губ у нее сейчас сорвется: «Ты бы еще рассказал, как ты глотал якорь!» Я сидел точно на сковородке и все ждал: вот-вот она скажет это вслух. Только тогда я и вздохнул спокойно, когда она отвернулась от Билла.

Несколько минут она сидела смирно, и казалось, в ней шла внутренняя борьба. Я не знаю кошки, которая умела бы так сдерживаться или страдать втихомолку. Сердце переворачивалось, глядя на нее.

Наконец Билл дошел до того места, где они вдвоем с капитаном распахивают акулью пасть и юнга ныряет внутрь вниз головой и вылавливает непереваренные золотые часы и цепочку, которые носил боцман, незадолго до того упавший за борт; в этот момент кошка взвизгнула и повалилась на бок, задрав лапы.

Сначала я подумал, что она умерла, но мало-помалу она оправилась и вроде взяла себя в руки, чтобы дослушать все до конца.

Через некоторое время, однако, Билл опять довел ее до крайности, и на этот раз она решила, что с нее хватит. Она поднялась и повернулась к нам.

— Извините меня, джентльмены, — сказала она (по крайней мере так мне показалось), — быть может, вы привыкли к такой чепухе, и вам это на нервы не действует. А я не могу. Я чувствую, мой организм больше не выдерживает этой дурацкой болтовни, поэтому, если вы не возражаете, я уйду, пока меня не стошнило.

Тут она направилась к выходу, я распахнул для нее дверь, и она вышла.

Так что кошка не собака, ее болтовней не надуешь.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

из жизни отдыхающих:

8ff648c9735d.jpg

 

50fd56365199.jpg

 

5d8248f2b052.jpg

 

bc125a2a5e68.jpg

 

a606d551659e.jpg

 

80d42ac150c4.jpg

 

653c574c1438.jpg

 

диалог примерно следующий,

уйди а то зашибу! кто, ты? да ты сцуко-белко! а ты, ты дрищ полосатый!

какой нах полосатый, я мущщина в полном расцвете!! ))))

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А нам вчера вечером наша любимица британка Ева подарила 4х очаровательных котяток, трое серо-голубые как мама и папа, один лиловый (интересно в кого). Я вам доложу принимать роды у кошки это ......... какой стресс, после того как новорожденные мирно сосали уставшую мамку, я грамм 250 виски в себя влил :) Принимаю поздравления!

Фото позднее :)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Заархивировано

Эта тема находится в архиве и закрыта для дальнейших ответов.


×
×
  • Создать...